Павел Рупасов - Маленькие путешествия

От коготков лакированных до лакированных каблучков и шпилек – все здесь представляет лучшее и высшее, чем так могли бы гордиться мужчины, конфузливо пряча свои рабочие руки за спину… У женщин все по-другому: кожа фарфоровая, носики изящнее, кошельки и сумочки тоньше, прически выше, пуговки, лямочки тоненькие, мехом отороченные шубки. У мужчин все наоборот: кожа уличная обветренная, носы плоские, кошельки и портфели лопатами, пуговицы и лямки для рюкзаков, мех медвежачий, на груди растет. Только мужчины перечисленного выше внешнего вида могли превратить движение из категории чистой красоты в средство перемещения по поверхности земли – «автобус железный, четырехколесный, дребезжащий». И другие все его мужские подобные изобретения – эти коптящие адские самодвижущиеся машины с запахом керосиновой лампы.

И мужчины, оценив по достоинству все, сидят в своих твидовых пиджаках, в своем синтетическом мире, в своих железных автобусах, как в собственном фиаско, с красными ушами в апофеозе апоморфического своего мира, где у них так ничего и не получилось, все осталось без концов, дела – недоделанными, стрелки всяких ресурсов все время колеблются около нуля и единственное, что есть у них в их железных троллейбусах, усатых на голове и подкованных адским грохотом вагонах на спине, – это женская красота.

1995 год

Феодосийский базар по типу восточного – живет круглые сутки.

Даже в четыре утра уже некоторым лунатикам не спится и для них уже приготовлены бабушки с сигаретами и пивом.

Даже ночью многочисленные хозяева ночуют возле своего товара на рынке, жгут костры, спят на солдатских походных кроватях, сидят в окружающих кафе, танцуют и печалятся, напиваются и нет, грустят по дому и проявляют все высокие и низкие человеческие качества одновременно.

Сегодня днем видел высокого толстенького Хаджу Насреддина-Гомера, он ходил по рынку взад-вперед своего ларька и рассказывал, торгуя свой зефир и мармелад: «А на Кавказе я торговал, – горы, ущелья, на вершинах снег лежит. Базарчик прицепился как ласточкино гнездо к обочине трассы, которая муравьиной дорожкой ползет над пропастями. Крикнешь: «Покупайте зефирчиик! И эхо так: …чик-чик …чик-чик… чик-чик… чик-чик.…ЧИК-ЧИК!!!!!!!!!!!!!! ЭЭ-Х!

Покупайте мармелади-ик!

И снова ээх!!!

Вот красота была.

Я чуть было счастливым не стал.

Теперь жалею».

А вечерами, когда плотная тьма окутает город, на базаре под фонарями идет торговля тем, что пользуется спросом у гуляющего народца. И бабушки знают всю конъюнктуру рынка. Вот где нет проблемы возраста и проблемы отцов и детей, а все потому что – взаимное понимание.

А в междуящичном пространстве киосков прячутся настоящие бармалеи и пираты. Однажды, когда в городе погас свет, а я с товарищем и с велосипедом шел по галерее базара между бабушками с пивом, из тьмы, мрачнея под луной, во всем черном на нас насунулся короткий и широченный Тролль. Его материализовала и родила возле меня тьма, с золотыми цепями на черной бочке грудной клетки. Собачьи Цепи, с католическими непомерными крестами на животе, огромными звеньями блестели зловещим желтым светом, как зубы, вырванные у местного дракона. Рожденный ползать до пояса из тьмы имел голову как блин, всю в лунных кратерах, без шеи и волос, без носа и ушей, с голосом как у спившегося пивовара, и он мне сообщил: беззвучно-сорванно, на ультразвуке закипающего самовара:

– Хуа ахэ вылысыпедах! АТСЕДАВА!

– Иззвиинннитте?

– Экх Хэ кхм, Уха ха отсудава!!

– Но, эээ, я же, вроде, Вам не наступил нна ногу?

– Пшл! рры хм аты сычас всуобойму в хм выпушу эррУэррГэнч!

– ???

– Дхавай! Дхавхай! Иди, – вывел меня из паралича его невидимый спутник.

И мы пошли с моим товарищем, впечатленные виденным миражом, всей его случившейся острой театральной опасностью.

Шахерезада! Тысяча и одна ночь, восточный феодосийский базар!

2004 год

Пассажиры держатся за леера. Многоэтажные здания на крутых берегах, как крабы, сползают к морю. Восемь цементных заводов с высоты потухших труб заглядывают на свои отражения в воде. Вырвавшиеся из прошлой необходимости попали в нынешнюю.

Тяга плыть и тоска по берегам. Корабли у одних, берега у других. Значит, есть смысл плыть. Все выходит из границ и возвращается в границы.

Желтый осенний стих. Желтая история, потом оранжевая. Истории разные, но цвета – любимые. Горизонт полон прекрасных вещей, они прорисованы с точностью греческой лоции. Нет ничего более важного, чем что-либо еще.

Мир уходящий. Мы ценим память предков, сохраняем старые фотографии, всматриваемся в лица людей смотрящих в нас из времен первой и черно-белой фотографии. Из любви к старине мы создаем новые термины публицистические, градозащитные, поэтические, искусствоведческие – свидетели эпохи, небесные линии старинных застроек…

Художники городского пейзажа – всегда хранители небесной линии наших городов. Бесконечны ряды сохраненного в их работах архитектурного наследия. Так, как мы сегодня можем видеть архитектуру наших городов, завтра уже не будет. Города меняют свой облик, страдают и исторические застройки. Старинная архитектура с теплом и бесконечным разговором солнца и тени в окошках и колоннах, на крышах и площадях позволяет не торопиться, забывая время быстрых скоростей. Каждый человек всю жизнь ищет «эту свою линию горизонта», едет за ней в отпуск, на море, ищет линию гор, эта линия – неотъемлемая часть, отождествляемая с понятием отдыха, воспоминаний и откровений. Рассматривание классической архитектуры, панорам наших городов и милых сердцу мест относится к этому же порядку и разрядности. Улицы наших городов ритмически составляются из окошечек, чередований крыш, труб кварталов. Непрерывность эта длится и составляет музыку города. И иметь ее перед глазами – необходимая часть созерцательной жизни горожанина.

Каждый хранит в памяти свой город, как гарантию вещей, из которых построен его мир, гарантию узнаваемости, стабильности и защиты от вторжения. Это одна из многих обязательных причин, по которой люди сохраняют исторические застройки в своих городах. Улицы наших городов идут, они длятся в наших сердцах, они более всего подобны нотам, являют собой музыку, знакомую с детства. Мы протестуем против вставок в «партитуру» других «композиторов». Сохранение небесной линии, небесной и голубой так понятно всем людям земли, так понятно и так старомодно…

Читать дальше