Владимир Владыкин - Юлия

– Она не любит тебя, а то бы давно забрала и пить перестала бы. Вот, где мы столько возьмём денег на дорогу?

– Да можно зайцем, думаешь, так никто не ездит?

За последние годы в новой квартире сестры почти вся обстановка обновилась: теперь старого шкафа не было. В большой комнате стоял трёхдверный шифоньер. На выкрашенном полу устланы не старые дорожки, а новый серый палас во всю ширину комнаты. Правда, кровать была всё та же, железная, только над ней висел новый, дороже старого, ковёр, а прежний с оленями давно красовался над Светкиной кроваткой. Вместо настенного зеркала угол занимало большое трюмо, новый круглый стол, застеленный вишневой бархатной скатертью, облюбовал середину зала. В простенке между окнами на высокой тумбочке стоял новенький приёмник, наверху которого полукругом выстроились «по росту» белые слоники. Старый диван стоял в передней, а новый – в зале. На больших окнах – вышитые белые занавески, на подоконниках в горшочках – комнатные цветы, на стенах те же самые рамки с фотографиями. В квартире поддерживалась всегда идеальная чистота. И по всему было видно, что хозяйка старалась украшать свой быт новыми предметами.

Маше Юля похвасталась, что сестра разрешает ей самой включать новенькую радиолу. Один раз она слушала, как рассказывали о Гагарине, совершившим недавно облёт Земли. Только жалко, что ничего не говорили о космосе и его впечатлениях, о том, что он увидел там. Хорошо приземлился, потом с визитами объехал все страны, и рассказали, как и где его встречали, потом повторяли ещё раз. А почему бы не рассказать о тех городах, в которых он побывал, что видел, где они находятся и как он туда ехал. Наверное, летел на самолёте, ведь Гагарин лётчик. Вот бы к ней, Юле, прилетел и забрал с собой! – мечталось сладостно девочке.

– Знаешь, какие города красивые: Париж, Лондон, Москва, Ленинград, Таллин, Рига, Берлин, – говорила Юля подруге. – Вот куда надо поехать! Вообрази, я ловлю их по приёмнику, и хочу представить, какие там живут люди, что они делают. Временами читаю надписи на тёмном стекле, подсвеченном изнутри двумя малюсенькими лампочками, и думаю, что в тех городах обитают совсем другие люди, они не похожи на нас с тобой и даже на сестру и Тамару Игнатьевну. Ты когда-нибудь воображала, что где-то далеко-далеко, в ином, внеземном мире, на какой-нибудь космической звезде живут такие же точно девочки, как ты да я, во всём похожие на нас, как две капли воды. И те космические девочки вроде тебя и меня так же думают, радуются, плачут, так же хотят жить, как мы, и живут они в детдоме, как мы…

– Ты большая фантазёрка! – воскликнула Маша. – Этого не может быть в природе. Так не бывает. А хорошо бы поездить по свету, как Гагарин. Вот бы ему написать и пусть расскажет, что видел в космосе и существует ли там такая фантазерка вроде тебя! – Маша засмеялась, но Юля на подругу не обиделась и даже ещё больше разоткровенничалась, что с ней бывало крайне редко.

– Ничего ты не понимаешь, ведь мы когда-нибудь умрём, это так страшно! А в космосе, предположим, живёт моя двойничка, и будет продолжать жить вместо меня. Ты разве об этом не мечтала? Ну и зря! Когда я поняла, что тоже смертна, меня это так расстроило. И никак не могла с этим согласиться: зачем я тогда живу? Помнишь, по нашей улице проходила траурная процессия. На машине, обитой красным ситцем, стоял гроб с покойником: за ним шагало много людей. А потом в спальне я укрылась с головой одеялом, представила себя умершей, как надо мной плачут девочки и мальчики, и ты тоже со всеми стояла рядом. Тамара Игнатьевна, воспитатели, повара, дворник… И все плачут. Тебя и сестру мою успокаивают. Только один Семён смеётся. А дед Иван-муковоз плачет и приговаривает: «А я прогонял её от лошади, не давал погладить и хлебушком покормить, без конца цыкал на неё.» Ты знаешь, как вообразила себя лежавшей в гробу и как потом старая буду лежать в сырой холодной земле и стану задыхаться без воздуха, что мне правда почудилось, будто там, в земле всё так и происходит со мной. Над могилой сомкнулся свет жизни, чёрная темень залепила глаза, я не вижу ни окон спальни, ни стен, ни кровати соседок, ни тебя, всё ушло из жизни, погасло, исчезло, как в бездну. Я тогда не слышала, не ощущала ни дыхания заснувших девочек, ни шороха, ни звука. Я не чувствовала своё тело, меня будто уже нет! Вот хочу подняться, да не могу – давит кто-то на грудь, и нет сил дышать, сознание потухает, меркнет. Исчезли улица, двор, дом, деревья, качели, столовая, все наши дети, воспитатели: я умерла…

– Брось, зачем ты всю эту дурь выдумала! – резко оборвала её Маша. – Нашла о чём мечтать, ненормальная, да?

– А что, тебе страшно слушать? – засмеялась Юля. – Может, я хочу стать артисткой. Это так здорово – играть других людей! Джульетту я бы сыграла очень правдиво! Так вот слушай, как было. Я вся содрогнулась в ужасе, меня стала бить лихорадка, не помнила, какая сила меня вытолкнула из постели. Я сорвала с себя одеяло, закричала на всю спальню, ведь в лапах смерти побывала. Не помню, что я кричала: «мама» или «Валя». Я выскочила из тёмной спальни, как из склепа, а вы будто уже все мёртвые, это у меня тоже пронеслось в голове, и побежала по тускло освещённому коридору в одной ночной рубашке. Мне так хотелось на волю, на воздух, к людям, к жизни. Потом ночная воспитательница остановила меня, а я плачу и не могу никак успокоиться. Кричу им: я к Вале, я к Вале – вырываюсь из их рук, как сумасшедшая; мне казалось, что с сестрой происходило то же самое, что и со мной, и Валя меня звала к себе, ей тоже там очень страшно. А вдвоём нам было бы хорошо. Напуганные моим бредом нянечки и воспитательница долго меня приводили в чувство. Как только напоили меня горячим чаем, так я сразу и успокоилась…

– А я и не слыхала про твои приключения! Давно это с тобой происходит? – спросила Маша, как взрослая.

– Всего один разочек, а вообще я придумываю себе роли принцесс, королев, здорово играть других исторических персонажей. Иногда мне кажется, я и в жизни играю кого-то, и смотрю на себя как бы со стороны. Это моё личное самое любимое кино, скорей бы вырасти и уехать отсюда. Я видела во сне, что плыла на большом белом теплоходе с большими иллюминаторами, и в один смотрел красивый парень в капитанской форме речника… Он машет мне рукой, а я притворяюсь, кому он так машет, оглядываюсь даже…

– А вот я почему-то очень редко запоминаю сны, а ты часто. Ни разу мать не видела. Давай летом в лагерь не поедем, а махнём на Урал!

Юля на это только посмеялась как-то озорно, блестя глазами, в которых вспыхивали бесенята… Так они шли и болтали по пути к Туземцевым… Валентина встретила девочек как всегда очень радушно. Она была довольна, что Юля, наконец, признала её своей сестрой, не забывала навещать то одна, то с Машей. И она тоже была очень рада девочкам. С ходу усадила их за стол, налила в тарелки свежего борща, расспрашивала о школьных делах, о том, что нового в детдоме, состоялся ли концерт или смотр, который так ждали девочки, участвовавшие в художественной самодеятельности. Понимая, что Юле нет ничего слаще, как говорить о смотре, Валентина и на этот раз затронула ее любимую тему и осталась довольна, как Юля весьма словоохотливо, с полным откровением, до самых мелких подробностей рассказывала, что происходило на этом смотре. Как она удачно спела, заняв первое место среди вокалистов других детдомов и школ-интернатов.