Ирина Крицкая - Истеричка (сборник)

– Вы же помните Лизу! Она была очень легкомысленная, вы все считали ее избалованной дурочкой…

– Ничего мы не считали! – Аллочка начала отвираться.

– Да ладно, – он улыбнулся. – Лиза действительно была легкомысленной, но эта легкость ей шла. Вы знаете, мы с ней частенько заходили в книжный, и она, не глядя на цену, покупала очень дорогие книжки. Она всегда так легко расставалась с деньгами…

Я никогда не понимала, как Бражнику удается сочетать финансы с тонкими вещами. В каждую сентиментальную историю он умудряется вставить приход и расход.

– Но если все-таки любовь, то почему… – это у меня вырвалось.

Не знаю, как я могла о таком подумать, какие-то остатки романтизма проскочили.

– Что? – меня переспросили.

– Что-что? Я не расслышал…

– Ничего, – я вовремя спохватилась и снова попросила: – Воды! Воды!

В итоге версию с любовью мы сразу отметаем. Люди мы все травмированные, и нам очень сложно простить третьим лицам малейшую претензию на это чувство.

Размазать Синицкого – обязательный пункт в нашем протоколе. Поливать Синицкого всегда приятно, поэтому мы быстро заводимся и начинаем орать.

– Мажор сопливый! – запевает Чернушкина. – Маменькин сынок! Вы в курсе, что он в парикмахерскую ходил каждую неделю? Все чего-то себе ровнял, все ровнял…

– Мне всегда казалось, – Бражник приступает аккуратно, – мне всегда казалось, что в этом человеке есть какая-то подлость…

– А я его недавно видела, – Аллочка заулыбалась. – Он был в черных ботинках! Черные ботинки под белые брюки – такое фу-у-у…

– Дебил! Купил диплом – и тот не смог нормально защитить!

Мне нравится, как Чернушкина ругается. Особенно удачно у нее выходит «Идиот!». «Идиот» она проговаривает по буквам – и сразу глазки у нее идут навыкат. Но я-то! Я ведь тоже живой человек! Я тоже хочу лягнуть Синицкого. Да с удовольствием! И палочку китайскую в ладонь ему, насквозь. Но, к сожалению, я не очень хорошо помню этого человека.

Он рассыпается на мелкие запчасти: блондинчик, слащавенький, темные очки, борсетка, зипповская зажигалка, пару раз пытался мне подкурить… И гитара, гитару я помню. И что любил «ДДТ», и песню, похоронную, которую он часто пел, я тоже запомнила.

«Птица-а-а-а-а-а-а» – он тянул вполне прилично, как будто резал воздух, а потом распускал это «а» широко… И все, больше ничего от Синицкого не осталось, поэтому мне трудно сообразить, какую, ну какую статейку ему припаять. Я слишком долго думала, Чернушкина меня опередила.

– Фуфло мужик! – она прекрасно справилась. – Когда Лизкин муж его отметелил – ой, мама! Как он сразу перессал…

– Я слышал. – Бражник немножко мнется. – Не знаю, говорить об этом даже или нет…

Бражник всегда немножко помнется, помнется, а потом возьмет и выдаст какую-нибудь невинную похабень.

– Говори! – Мы его подгоняем. – Говори!

– …есть версия, – он теребит салфеточку, – что Лизу очень привлекал его размер.

– Хьхи!

Аллочка до сих пор хихикает над такими вещами, счастливая, но Бражник говорит вполне серьезно.

– Синицкий был уверен, что он единственный мачо на весь наш курс. Он очень гордился своим размером. Размером своего… – Бражник начал звенеть пальцами, подыскивая слово, – как это сейчас культурно называется?

Я хотела подсказать, он сам выкрутился.

– Органа! – Он сказал и руку вверх, и палец пистолетом. – Я замечал, что в туалете он всегда слишком далеко стоял от писсуара и все вытряхивал, вытряхивал…

– Бражник! – Чернушкина дернула плечиком. – Я ем!

Чернушкина трясет кудряшками и дергает плечом. Это не тик, она всегда так делает, если ей что-то не нравится.

– Да, извини. – Бражник улыбнулся, коварно, еще как коварно. – Я знаю, тебе неприятно. Мне тоже было не очень приятно на него смотреть, когда он там стоял – вытряхивал. Я думаю, он просто хотел лишний раз продемонстрировать…

Бражник надеялся испортить Чернушкиной аппетит. Но это мало кому удается, аппетит у нее всегда был хороший. Она ела много, быстро и никогда не толстела. Уплела целый тазик черной холодной лапши – и хоть бы что.

– Я ем! – Она повторяла. – Я ем!

– Да, да, прости.

Бражник понимающе кивал, и ладонь, конечно, прижимал к сердцу. Я сразу поняла, теперь он целый вечер будет гнуть свою линию про размер.

– Но я же видел, как девки за ним бегали! То одна рыдала! То другая! Синицкий был в себе очень уверен, он думал, что у него самый большой…

– Бражник, хватит, – Чернушкину слегка подтрясывало. – Ну правда, хватит!

– Да как же ты не понимаешь? Я же не просто так об этом говорю. У них же отношения строились на сексе! А в сексе, милочка моя, если ты не в курсе, любая ерунда может сыграть свою роль…

– Бражник! – Чернушкина тряхнула кудряшками. – Тебе давно пора жениться! Ты не тяни, не запускай, надо как-то уже успокоиться, как-то вылечить поскорее все твои детские комплексы…

Бражник сделал наивные глаза, он очень хорошо умеет это делать.

– Да? – он спросил. – Ты так считаешь?

– Точно тебе говорю! Женись, Бражник! Тебя еще можно спасти.

Чернушкина немножко нагрубила, она всегда была резкой. А между прочим, я разглядела у Бражника на пальце интересный камешек. Он носит изумруд в прямоугольной оправе, почти такой же, как у меня. Он тоже сразу же просек мое колечко, взял меня за пальчики и промурчал, что наши камешки от чего-то там такого страшного нас защищают.

Лиза и Синицкий – это сочетание мне что-то отдаленно напоминает… Шампанское с водкой скорее всего – смесь дикая, бессмысленная, и химические реакции в этом коктейле проходят так же стремительно. За столом вот это мое тонкое наблюдение звучит немного проще.

– И как же быстро они успели снюхаться! – Аллочка читает мои мысли.

Мы все удивляемся этому обстоятельству и сразу начинаем сопоставлять события, подсчитываем сроки.

– На первом курсе Лиза была беременная, – Аллочка рассуждает, – весной она родила…

– В феврале, – Чернушкина поправила, – я знаю точно, ребенок был февральский.

– Хорошо, в феврале родила, летом каникулы, а осенью она уже с Синицким. Я даже знаю, в какой день…

Аллочка хотела поделиться, но пока она моргала, Бражник прошмыгнул вперед.

– Я помню, помню! – он засуетился. – Я помню странный эпизод… На лекции по философии, нам читали Ницше, – он уточнил, – вы тоже должны эту лекцию помнить!

– Естественно, мы помним, – усмехнулась Чернушкина. – Бражник, даже и не сомневайся.

– Вы все пропускали, а я был на каждой паре…

– Пушистик! – Я его погладила по спинке.