Даниил Фридан - Палата №7

© Даниил Фридан, 2015

© Владимир Камаев, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Первая бутылка бренди не оставила ярких воспоминаний в моей памяти. Только смутная дымка радости от экзотики названия и только. Помню, с кем я её выпил (да с тем же, с кем и вторую), и ещё помню, что она стоила дешевле, чем вторая. Всё остальное заволок тусклый туман беспамятства.

Вторую бутылку бренди я запомнил. Я жил тогда в Нацерате, что в Израиле. Мне платили пособие по безработице, которого с лихвой хватало на покрытие моих убогих потребностей. Я чувствовал себя как бог и не понимал, почему этого не разделяют остальные. Не говорил ни на иврите, ни на английском и не испытывал никакого дискомфорта от этого. Забыл добавить, что мне было 22 или 23 года, и я никого ещё не любил, не убил и т. д. Короче говоря, я был почти счастлив от функционирования собственных клеток, а процесс их разрушения мозги просто не были в состоянии предвидеть на тот момент моего интеллектуального развития.

Наступал шаббат, т. е. вечер пятницы, и ради увеличения числа световых пятен перед глазами я решил поехать в Хайфу к Саше.

Саша был человеком, который на кратковременный период мог прощать мне мои недостатки, а я, как ни странно, в ответ старался не замечать его – иначе говоря, были почти друзьями, хотя с нашим аутизмом это было непросто. Мы периодически находили возможность пить вместе и говорить на абстрактные темы, очевидно, получая какое-то удовольствие от этого.

Ему было лет 30—31 и масса жизненного опыта. Его мозги на тот период позволили найти работу на медицинском складе и снимать, дай бог памяти, двухкомнатную квартиру на пару с каким-то украинским или южнорусским уродом: помню только гундосый акцент, свойственный тем прекрасным широтам. Радовало, что этот урод нашёл работу в близлежащем отеле и целыми днями пропадал там, не портя и без того убогий пейзаж трущобной хайфской квартиры.

Дополняя характеристику Саши, можно сказать, что у него было лицо лысого Пьеро на 187-сантиметровом теле легкоатлета, переключившегося на занятия кикбоксингом. Не уверен, что я был похож на Арлекина, уж слишком квазимодистым лицом я обладал, но, судя по всему, мои 85 кг на 172-сантиметровом теле бывшего борца всё же как-то сочетались с его сухой фигурой. Несмешной Арлекин и приспособленный к жизни циничный Пьеро. Помню, увидев нас и ещё одного персонажа из Дагестана, с которым мы периодически общались, вечером на улице пара марокканских девочек воскликнула: «Ейзе маньяки!» Даже с моими скромными знаниями иврита про маньяков я понял. Хотя чего с этих девочек взять – морока одна.

Высокий автобус и горный серпантин: двадцать минут раскачивания и обдувания кондиционером, рассматривания исподтишка торчащих тесёмок стрингов аппетитно поджаренных на солнце тайманок, сидевших в соседнем ряду напротив – и вот уже грязные затхлые районы блядской Хайфы.

Миссия покупки спиртного – свята! Я влюбился с первого взгляда. Ослепляя своей естественной красотой, на полке магазина стояла она – моя бутылка. Она стоила дороже давно выпитой первой на 20 шекелей. Моя гордость позволила моим финансам расплатиться, хотя в мозгах вопросительный знак вопрошал: «П-О-Ч-Е-М-У?» Интеллект в этих вопросах не котировался, русская кровь в очередной раз победила семитскую. Бутылка бренди, одетая в целлофан пакета, скрывшего красоту её наготы, готова к транспортировке.

Я был рад видеть пессимистическое лицо Саши на пороге его квартиры. Обмен фразами ни о чём, пересказ чего-то там. Звуковые волны прошивают жаркий воздух. Привыкание произошло, можно расслабиться, всё по-прежнему: мы можем общаться. Кодировки колебаний интеллектуально-психической энергии, скрипя, сошлись и расшифровались.

Вот уже суббота. Я что-то напутал: то ли я приехал в субботу вечером, то ли вечер пятницы летучей мышью промелькнул и скрылся. Время, в очередной раз сделав ускорение, броском на 5 балов доконало пятницу. Уже точно суббота.

Процесс дефлорации пошёл. Мы пили бренди не разбавляя. Вкус был каким-то химически-кислотным с чем-то напоминающим сливы.

Помню эти сливы: огромные, чёрно-синие, не влезающие в рот. Где это было? Вспомнил: Крым и мне 13 лет. Сад, покрытый виноградником сверху – сколько лет этому винограднику? 100? Больше, сочиняю я. Почему в самую страшную жару под листьями винограда всегда прохладно? Откусываю кусок сливы: цвет жёлтый с красными вкраплениями гармонирует с чёрно-фиолетовой кожей. Ван Гог уже застрелился. Кто ещё это нарисует? Моя память как евнух. Трансмиссия в руки для изображения виденного не работает. Дурак ты, Ван Гог. Ты должен был нарисовать эти сливы.

Короче, вкус ужасный. Но как бьёт по мозгам!

– Саша, я понимаю сейчас, почему эта бутылка стоит дороже на 20 шекелей. Оно того стоит.

– Да, стоит.

Конфликт русской и еврейской крови исчерпан. Статус-кво, консенсус, пауза в конфликте. Кровь закипела и сроднилась. Дворняжка стала круче всех. Это всё бренди. Это пройдет.

Паузы удлиняются, а выпита только половина. Мы оба не новички и дружим с алкоголем. Но эта бутылка! Она нас одолевает. Красные лица деревенеют, расширенные зрачки застывают. Лицо собеседника меняется, словно надевают разные карнавальные маски. Память закружила хоровод, мелькание обрывков запахов, цветов, болей и радостей. Язык заплетается, но для беседы он уже не нужен. Разговор идёт сам по себе. Мозги ловят звуки и интерпретируют их со скоростью света… и правильно интерпретируют! Если бы Саша стал говорить со мной на иврите, ничего бы не изменилось, понимание нерушимо. Бренди – лучший переводчик. Потом всё изменится, придётся платить, но это потом.

Две трети выпито. Интеллект Саши даёт сигнал к отступлению. Он пробирается в комнату к кровати и бросается в чёрную дыру сна. Его душа вне тела, вне Хайфы, вне Земли. Надеюсь, он счастлив. Я злюсь. Надо добить эту бутылку. Она не может быть сильнее меня.

Туман опьянения рвёт звук колыбельной. Отец поёт мне тихим голосом, мне 4 года, и у меня болят уши. Пытаясь снять боль, пытаясь помочь мне заснуть, он поёт. Какая музыка, какие звуки! Если есть рай для меня, то я хочу там слышать колыбельную в исполнении моего отца. «Не ложися на краю» – самая мудрая фраза в моей жизни. «Баю-баю» поёт бренди, от этой фразы оставляя только: «На краю».

Разрыв, вторжение, возврат: пришёл урод. Уроды всегда всё портят. Хотя теперь есть с кем выпить. В его гостинице был день рождения у кого-то из рабского персонала, и он уже подшофе. Чуть-чуть моего бренди (да, сознаюсь, налил ему – мухлюю в попытке добить эту бутылку), и он уходит из моего поля видения. Нокаут считает судья. Девять, десять. Дурак, вызывай скорую. Ну и слава богу! Он поднялся и куда-то побежал, наверное, в пятизвездочную гостиницу стоять по стойке смирно за чаевые. Опять мы только вдвоём: я и ты, моя вторая бутылка бренди. Осталось чуть-чуть.