Карлен Даллакян - Космические файлы

– Ты думаешь, что имеешь право называть меня своим Учителем? А может, скорее, стоит назвать тебя учеником лесной старухи, обитающей у поганого болота?

Сомнения Ивана окончательно рассеялись. Учитель все знал. «Ну, и что, – думал он, – пусть знает. Зато теперь никто не называет меня дураком. Все уважают, слушаются».

– Уважают или боятся? – спросил Учитель, читая мысли горе-мудреца.

«Черт побери, я и забыл, что старик ясновидящий. Даже думать спокойно нельзя», – пожаловался себе расстроенный Иван.

– Думай вслух, – предложил старец. Тогда не запутаешься. Итак, Иван, ты счастлив?

– Нет, – ответил молодой человек.

– У тебя есть друзья, я имею в виду настоящих друзей, которым бы ты мог довериться?

– Нет.

– Тебя любят люди?

– Скорее всего, боятся, – сказал Иван задумчиво.

– Ну, а ты их?

– Теперь уже не знаю, – обреченно произнес Ваня.

– А зачем ты в таком случае живешь?

– Как зачем? Все живут, и я живу – что я, хуже других?

– Ты должен стремиться быть лучше других. И помогать остальным стать лучше. А что ты делаешь? Видно знаний для мудрости недостаточно, если одна приболотная старуха перевернула всю твою жизнь.

– Но люди сами виноваты в моем превращении. Они ведь называли меня дураком, – пытался защититься Иван.

– Ну и что? Они тебя любили и дурачком называли любя. Дураком-то ты был в глазах никчемных, эгоистичных и жадных людей. Разве не называют они самых благородных и умных людей глупцами оттого, что не понимают мотивов их поведения? Или не могут подняться до их уровня. Ведь странность – это всегда то, что выше нормы. И не надо боятся быть таким в действительности. Есть два мира – материальный, который ты видишь, и духовный – невидимый. Ценности их порой не совпадают. Что осмеивают в первом, ценится и особенно важно во втором. Первый временен, второй же не подвластен ни времени, ни пространству.

– Но ведь говорят, что лучше быть палачом, чем клоуном, – пытался хоть что-то возразить Иван.

– Кто говорит? Такое может сказать лишь очень недалекий человек. Палач, сеющий смерть, жалок, в то время как клоун, дарящий смех, – велик. Запомни, друг мой. И да не будет никем другим тот, кто может быть самим собой!

С этими словами старец удалился. Говорят, после этого разговора Ивана словно подменили. Он понял в чем заключается истинная сила человека. Оставив дворец, он переехал обратно в избу, из которой часто доносился его заразительный смех. Да еще обрывки фраз вроде «сбегай за водой дурачок». И Ваня, надев на босу ногу валенки, радостно мчался стремглав к колодцу, где его поджидало очередное приключение.

Ну, это уже совсем другая сказка…

Жан долго не мог уснуть, мучая кровать беспрестанным ерзанием, напоминая скорее страдающего бессонницей пенсионера, нежели двенадцатилетнего мальчика. Открыв глаза, он увидал прямо перед собой звездное небо. Как ни странно, это его не удивило, хотя минуту назад на месте мерцающих светил красовался недавно побеленный потолок. Звезды весело мигали, словно переговариваясь друг с другом на неизвестном ему языке, а то и вовсе пускались в причудливый пляс, совершенно невероятным образом создающий небесную гармонию. Вдруг мальчик почувствовал, будто невидимые крылья поднимают его все выше и выше, пока он не оказался на твердой почве, напоминающей булыжную мостовую.

Не отдавая себе отчета в том, что с ним происходит, отрок смело направился в сторону огней.

Достигнув цели, он увидел перед собой огромные и, казалось, никогда не отпираемые двери. Напрасны были его попытки достучаться до хозяев. Засовы оставались запертыми. «Черт бы их побрал, – подумал Жан. – Неужто мне так и не удастся узнать, что скрывается за этими воротами».

Не успел он и подумать это, как двери, словно по мановению волшебной палочки, бесследно исчезли. Пока мальчик пытался понять, что произошло, раздался пронизывающий до самых костей могильный голос:

– Зачем ты здесь, мальчик? Этот путь лишь для избранных героев, а не для детей.

– А разве дети не могут быть героями? – не растерявшись, спросил мальчик, удивляясь собственной храбрости.

– Хм… Возможно. Ведь храбрость не связана с возрастом. Но все равно, тебе еще рано стучать в незнакомые двери далекой страны. Все твои ровесники сладко спят и видят красивые сны. Последуй же и ты их примеру.

– А в какой я стране, если не секрет, уважаемый голос? – продолжал неугомонный паренек.

– Ты нравишься мне, отрок. Так и быть. Я открою тебе тайну. Но знай, что узнав правду, ты потеряешь возможность покинуть эту страну без моего разрешения. Подумай, мой дорогой.

Искушение было настолько великим, что справиться с ним двенадцатилетнему подростку было не под силу.

– Да, я согласен, – выпалил он. Все это казалось ему сном. Стоит лишь открыть глаза, думал Жан, как видение исчезнет. Тогда надо будет снова каждое yтpo тащиться а школу. А так хочется спать по утрам и нежиться в теплой постели.

– Говори же скорее. Где я и кто со мной разговаривает? – настаивал он. Но голос не спешил приоткрывать завесу таинственности.

– Одного лишь слова недостаточно, – сказал он коварно протяжным голосом. – В нашей стране имеет силу только клятва, написанная кровью.

Зловещее звучание последнего слова заставило мальчика вздрогнуть. Но вслух он сказал:

– Подумаешь, что я кровь никогда не сдавал, что ли? Дайте мне нож, я сделаю надрез на мизинце. И перо с бумагой.

– Все это давно перёд тобой.

Как и когда появился маленький столик со всеми принадлежностями, Жан не заметил. Победоносное любопытство подавляло не только логическое мышление, но и растущий страх. Он взял нож и уже готов был произвести маленький надрез на левом мизинце, как таинственный голос остановил его.

– Э, нет. Ты должен написать клятву не своей кровью.

– А чьей? – Жан почувствовал тысячу мурашек, пробежавших по его спине.

– Что-то не нравится мне все это. А может и впрямь вернуться? Но тогда я всю жизнь буду считать себя трусом. Может, сегодня мне дано узнать нечто такое, что перевернет мою жизнь, превратит ее из жалкого существования в настоящую сказку. Но есть же такие вещи, через которые нельзя переступать, несмотря ни на что! Я никогда убийцей не стану. Уж лучше вернуться, – сказал он твердо.

– Неужели, – вкрадчиво продолжал голос, в котором появились сладковато-липкие интонации, – ты думаешь о нашей стране так плохо? Это всего лишь формальности. Кого из живых тварей ты не любишь?

Кошку, собаку, курицу?

– Очень даже я их люблю – обиделся мальчик.

– Но кого ты все-таки любишь меньше, – не отставал голос.

– Пожалуй, крыс.

– Прекрасно, крыс так крыс.

На столе, откуда ни возьмись, появилась спящая крыса.