Анатолий Зарецкий - Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу

И она это читала?!! Какое же надо было иметь мужество, чтобы вести себя так достойно перед лицом смертельной угрозы?!»

«Внешне оставаясь спокойным, задал ряд вопросов, которые меня в тот момент интересовали. Людочка отвечала так же спокойно, как, очевидно, врачу.

В ту ночь спал урывками, разрабатывая план действий. А далее началась напряженная работа. Я проработал массу специальной литературы, прежде чем начать общаться со специалистами.

Я вышел на научные исследования в этом направлении. Одним словом, старался оценить состояние вопроса на текущий день и на перспективу.

Общался с врачами-практиками и с учеными, к которым мне удавалось прорваться. Увы, надежды не было – ни сегодня, ни завтра…

И тогда обратился к целителям. Я истратил уйму времени и денег на их консультации. Но всегда оказывалось, что именно эту болезнь они лечить не могли. Я завел переписку с иногородними целителями, разыскивая их самыми невероятными способами.

И вот однажды пришел долгожданный, обнадеживающий ответ из Сумской области. Некий целитель известил, что у него были два случая исцеления подобного заболевания, но в тридцати таких же ситуациях помочь не смог. Шансы невелики, но это уже что-то. Для начала он запросил копию истории болезни. Я отправил.

Людочка с интересом следила за моими поисками. Похоже, она поверила, что смогу ее спасти. У нее появилась надежда…

И вдруг, совершенно случайно, узнал, что умерла моя одноклассница, которая лечилась в больнице вместе с Людочкой. Для меня это стало сигналом, что надо активизировать мою работу и из поисковой перевести в режим реализации.

Но, как всегда, информация о несчастии добралась туда, куда она не должна была попасть ни под каким предлогом. Я застал Людочку в подавленном состоянии, и мне стоило больших трудов убедить ее, что каждый человек индивидуален, и срок болезни у каждого больного свой. Хорошо, она не знала, сколько лет проболела ее подруга по несчастью.

Мне впервые стало страшно.»

«Дальнейшие события развивались стремительно. Вот уже почти месяц Людочка не вставала с постели.

Я по-прежнему не мог добиться ничего определенного от целителей. Целитель из Сумской области смог предложить единственное: привезти больную для осмотра, но только после кризиса, потому что во время кризиса ее лучше не беспокоить.

И вот однажды я не успел переодеться в «гражданку» и приехал в форме. Людочка спала, и мы старались ее не беспокоить. Но когда мама обнаружила, что та проснулась, Людочка сказала, что никого не хочет видеть, в том числе и меня. Целый день мы с мамой и сестрой просидели в тревоге ожидания.

И лишь когда вынужден был уходить, Людочка пригласила к себе. Она была, как всегда после пробуждения – спокойная и уравновешенная. Увидев меня в форме, неожиданно повеселела. Она внимательно осмотрела меня и сказала, что форма мне очень идет, потом попросила надеть шинель и сапоги и зайти к ней в таком виде.

Мой вид ее снова удовлетворил. И тогда она сказала, что мне идет не только форма, но и очень идет учиться, и что я должен пообещать ей, что буду учиться всему и всегда. Конечно же, сказал, что обещаю, тем более это в наших с ней интересах. Она улыбнулась и неожиданно попрощалась со мной нашим традиционным жестом – как когда-то давным-давно в юности. Я ответил ей армейским приветствием, развеселив еще больше.

По ее просьбе снова разделся, и мы просидели вдвоем все полчаса моего резервного времени, которое всегда держал в запасе. Мы говорили ни о чем – обычные слова влюбленных.

Но эти полчаса прошли…

Той же ночью моя Людочка – моя подруга, моя любимая, моя невеста уснула, с тем, чтобы больше не проснуться никогда.»

«И вот уже пропасть в сорок лет отделяет меня от того времени. Но я и сейчас помню все, до мельчайших подробностей.

Конечно, последующие годы, насыщенные круговоротом событий, постепенно сгладили остроту воспоминаний, подменив реальность некой иллюзией, словно все это происходило не со мной, а с кем-то другим, причем, где-то далеко – в параллельном мире. Скорее всего, это защитная реакция разума. Возможно. Но от отчаяния, которое охватывало порой, можно было сойти с ума…

И все же это было, и было именно со мной…

И, конечно же, самыми яркими фрагментами моей жизни были и останутся моя первая любовь и безвременная смерть любимой – моей невесты, так и не ставшей мне женой.

Людочка прожила всего двадцать лет (я был старше на два года). И я благодарен ей за то, что она жила рядом в мои лучшие годы, и за те шесть лет любви, пусть, казалось, безнадежной, которые она подарила.

Спасибо, любимая…

Никогда не забуду и тот ужас, который охватил меня, когда осознал фатальную неизбежность смерти дорогого мне человека.

Прости, любимая, что так и не смог тебя спасти.»

«И когда мое страшное предчувствие реализовалось, от меня навсегда ушел страх смерти. Я не испытывал страха, устраняя неисправности на заправленной ракете, когда любая оплошность могла привести к взрыву гигантской силы. Я был спокоен, находясь в эпицентре техногенной катастрофы, когда погибли люди, а я лишь случайно избежал этой участи. Я был хладнокровен под пулями и в разборках с бандитами и бывшими партнерами по бизнесу, а также в многочисленных аварийных ситуациях, когда только холодный рассудок спасал от беды.

Мне кажется, такое бесстрашие, на грани безразличия, вызвано тем, что моя душа умерла тогда – вместе с любимой. А вот тело все еще живет своей автономной, псевдорассудочной жизнью – просто так, по инерции.

Вот так я закрыл для себя окружающий мир, в котором уже не было моей Людочки. Жизнь потеряла смысл».

«Но жизнь готовила очередную встряску. Я не помню, как и когда мои литературные упражнения попали в мою тумбочку в казарме. Скорее всего, я сам принес эти тетрадки, которые вернула мама Людочки, разбирая ее вещи. В казарме был шмон, искали запасы спиртного, которые обычно делались перед праздниками. Похоже, совершенно случайно наткнулись на мои тетради. Когда их изучили компетентные службы, вывод был однозначен: кто-то распространяет среди слушателей антисоветский самиздат.

Меня вызвали на допрос. И никто не поверил, что я могу быть автором «Программы КПСС». Спрашивали, где взял, кто еще читал, или переписывал. Отвечал, что пишу эти критические заметки вот уже пять лет и продолжаю писать исключительно для себя – своеобразный конспект собственных размышлений. Не поверили. Да и как поверить?

Одни наименования глав вызвали ступор у комиссии партийных работников училища, например: «Об идиотизме советской жизни», «О советской буржуазии», «О неизбежной деградации советской номенклатуры», «Коммунизм – бесперспективная перспектива», «О реальной перспективе истощения ресурсов Земли», «О самоликвидации разумной органической жизни», «Кристаллическая жизнь – будущее разумной жизни» и далее в том же духе.