Дмитрий Смиркин - 108 рассказов

Ему было три года. Все это время его отменно кормили и чистили клетку. Раз в неделю он расправлял крылья и летал по двадцати восьми метрам типовой хрущевки. Он был попугаем. Его хозяин, парень лет двадцати, нежно называл его Упырь, реже Попка и обязательно добавлял, что Попка – дурак. Друзья не упускали возможности потискать Упыря и потыкать своими толстыми и плохо пахнущими пальцами в клюв бедолаге. Ему это жутко не нравилось. Единственным спасением, как ему казалось, было выучить человеческое «ииии ннннааа». Он выучил. После этого число желающих услышать попугайский акцент, а вместе с этим потыкать в клюв увеличилось в разы. Казалось, этому не будет конца. Но однажды его выпустили из клетки.

В квартире было много незнакомых людей. Почти все были одеты в черную, некрасивую одежду. Кто-то отвратительно причитал и всхлипывал. Хозяина не было видно. После обеда Упырь его увидел. Хозяина внесли в комнату на странной, красной, узкой кровати. Он спал. Упырь все это время отчаянно пытался вырваться из клетки. Впервые в жизни ему хотелось, чтобы хозяин потыкал ему в клюв своими пальцами и произнес свое любимое «Попка-дурак». Потом его унесли, а Упыря выпустили из клетки в открытое окно. Оказалось, что летать по квартире и на улице две большие разницы. Был сентябрь. Наглые воробьи сидели на асфальте и жадно клевали заплесневевший хлеб. Упырь попытался присоединиться к этой трапезе, но был атакован крылатыми коротышками. Он не ел три дня, и желудок призывно журчал – «покорми». Упырь озверел, если так можно сказать о птице. Отвратительно чувствовать себя никому не нужным. Летать сил не было, и он отчаянно носился в поисках какой-либо еды. На исходе третьих суток он приложил клюв к эвтаназии престарелого червяка. Жить стало нарядней, жить стало веселей, и на радостях он завопил «иннн нннааа». Внезапно вокруг стали собираться люди. Всем было интересно поглазеть на экзотического говоруна. Он вопил, как заведенный, «инннннн наааааа», «инннн нннна» снова и снова. Со всех сторон посыпались семечки и хлебные крошки. Впервые за семьдесят два часа Упырь почувствовал себя хоть кому-то нужным. Боже, как же он хотел, чтобы в этот момент хоть кто-то взял его на руки.

Это был мальчик лет семи. Он стоял в толпе и, когда пресытившиеся аттракционом взрослые начали расходиться, он взял Упыря на руки и унес домой. Мальчик был очень похож на прежнего хозяина, такой же добрый и заботливый. Его руки были теплыми и нежными, а еще у него не было приятелей с толстыми, дурно пахнущими табаком пальцами. Упыря снова кормили и чистили клетку. Правда, никто больше не называет его Упырь, просто Кеша. Он не обижается, главное чтобы кормили. А еще он боится, что однажды его опять выпустят из клетки.

Жить категориями «черное» и «белое» всегда легче. Не нужно мучиться в определении полутонов. Тут либо «да», либо «нет». Для Светика это было, как дважды два. Твое – хватай, не твое – тоже хватай, если что, пожуешь, потом выбросишь. Мять миндалины и теребить катышки она не любила! Более того, когда на пути встречался амебный пластилин, лепила она из него Навуходоносора и пускала под откос. Ну так, чтобы не мучился и другим не мешал.

Между тем, довелось ей однажды познать прелести когнитивного диссонанса. Вновь явленный миру Навуходоносор, в простонародии «худя» вылез из приготовленной Светиком ментальной канавы и начал плешь ей проедать. Но, обо всем по порядку.

Когнитивный диссонанс – это когда ты в лыжах по песку чешешь, а вокруг тебя лето и разносортные тушки на лежаках валяются. Понять, зачем ты здесь, и кто все это придумал, тебе в этой ситуации не суждено. Так вот, однажды странная история со Светиком приключилась. Увязался за ней очередной ухажер. Бледный, как поганка, длинный, как макаронина и рыжий, как рецессивный хорек. Ни рыба, ни мясо, так, беляш! Ничего серьезного между Светиком и этим членистоногим быть не могло, но самолюбие ее он тешил. И всячески над ним она глумилась. То на свидание к семи утра пригласит, а сама не придет, то табор подружек в кино за «худькины» деньги протащит. А то и вовсе пропадет на месяц, а потом еще ему претензии предъявляет, мол, пропал из виду и совесть потерял. Всю осень и начало зимы на загривке воздыхателя она ездила. Параллельно еще парочку сопливых завела из спортивного интереса. Так вот и жонглировала ими до декабря. Зима пришла, морозы щипать выпуклости и вогнутости нашей Мальвины принялись. Решила она тогда своего воздыхателя на шапку норковую раскрутить. Стоит сказать, что к тому времени она шесть месяцев парню голову кружила. Ни поцелуев, ни объятий не было, даже за руки не держались. На очередном свидании с «худей» Светик возьми, да и брякни, что расцеловать готова того, кто ей шапку зимнюю подарит. Мол, денег нет, а скальп мерзнет. Сказала, а сама в глаза доходяжкины пристально глядит, ну прям, как октябренок на бюст Ленина в школе.

На следующий вечер НОВОХУДОНОСЕР ей свидание назначил. Не иначе копилку свою разграбил, коллекцию марок распродал и шапку прикупил, подумала наша чаровница. Ровно в восемь стояла она уже на школьном дворе, благодетеля своего норкового дожидалась. Явился он, не запылился. Прям, как сивка в бурках нарисовался с кульком в зубах. Ну точно шапку купил, подумала Светик, главное, чтобы именно норку, а не нутрию или ханорика падшего задарил, подлец.

– Ну, – говорит, – соколик, вижу, подарок ты для меня приготовил. Да и благодарность моя прямо сейчас к тебе приедет. Целовать тебя буду, да с языками, с языками! Благодетель ейный видимо до того только кошек, да хомяков целовал. Говорит, стеснительно как-то, – Давай хоть глаза закроем, и языки свои на встречу друг другу устремим.

На том и порешили. Закрыла Светик глаза, язык высунула и стыковки, стало быть, ждет. Ну чего не сделаешь, ради материальных благ, думала. И чувствует, что, супротив теплого языка клиента, к чему-то железному приклеилась. Глаза открывает, а вместо пасти воздыхателя к турнику школьному чудесным образом язык ее припал. Ну и не такое бывает, если глаза закрывать в самый ответственный момент.

Ухажер паниковать не стал. Глаза вылупил, информацию, стало быть, из внешней среды считывает. Светика язык к тому моменту совсем озяб. Язык примерз, а котелок шуршит, да все о материальном думает.

– Ты, – говорит Светик, – давай мне фапочку на темечко натяни, да за помощью мчи, как парася ошпаренный.

Любаш кивает, да в кулек свои бледные ручонки сует. Светик аж зажмурилась от ожидания счастливого момента, даже про язык к трубе примерзший позабыла. И тут достает ее воздыхатель из заветного кулька спортивную шапочку, типа «петушок», с помпончиком и большой буквой «Д» от общества «Динамо». У Светика от внезапной радости аж ноги подкосились.