Алексей Клёнов - Бес новогодней ночи

Размотав веревку, Тиша бросил один конец в темный погреб, второй намотал на локоть, кинув остаток Мише, чтоб тоже уцепился. Дыхнув перегаром, велел:

– Обмотай пузо, щас потянем. Да ручонками держись, не то передавим организм, пока тянуть будем. И ногами, ногами отталкивайся от стены. Мы ж не бульдозеры.

Благодарный дед радостно пискнул «Ага. Щас!» и стал торопливо обматываться веревкой. И тут заметил горящие в темноте Мишкины глаза, смотрящие на него с тоской и укоризной. Ничто человеческое деду чуждо не было, в том числе и прорывающееся иногда под воздействием спиртного из глубины души милосердие. Оставить козла в холодном и темном погребе после почти двухчасового совместного заточения было не по-людски. И даже не по козлиному. В порыве благодарности к животине Василий сдернул с себя веревку, обмотал под передними ногами Мишкин торс, приговаривая:

– Пущай-ка его сначала выдернут. А то я потом как его? Сам-то себя обвязать не сумеет. Животина хоть и умная, но ведь копытная. А уж после и меня. Ничто, поставлю им литр за спасение…

И, рассудив так, здраво, как показалось в тот момент, крикнул наверх:

– Тяни! Майна помалу!

Тиша с Мишей послушно потянули, синхронно и сладостно размышляя еще как минимум об одной халявной бутылке. Когда веревка туго затянула козлиные ребра, Мишка утробно икнул, всхрюкнул по-свинячьи, и выпучил от испуга глаза, решив, что неблагодарный дед решил его для начала удавить, а потом уж прирезать, и освежевать. От такой несправедливости козел тоскливо взревел, Тиша с Мишей недоуменно переглянулись, не понимая, отчего дед неблагодарный материт их в глубине погреба, и потянули еще усерднее, чтобы не вызывать недовольства. Василий, сообразив, что козлу не слишком комфортно, стал старательно подпихивать его в зад, чтобы ускорить процесс спасения.

Когда Мишкина башка показалась из погреба, Тиша с Мишей, порядком взопревшие, все же веса в козле килограммов сорок, не меньше, нагулял паразит жиру, готовились совершить последний, аккордный рывок. И уже, опять же синхронно, решили, что пол-литрой дед не отделается. Но когда вместо дедовой головы наружу полезла рогатая, с вытаращенными глазами и хрипящей от натуги глоткой косматая морда, братцы пришли в легкое замешательство. Уж неизвестно, что им там спьяну почудилось, но, похоже, Мишка второй раз за вечер удостоился чести быть принятым за беса. Тиша рявкнул ставшую уже исторической фразу «Черт!!! Мать!!!». Миша, охнув, как девушка во время первого мужского проникновения, тоненько взвизгнул «Ептыть тебя коромыслом!», выпустил конец веревки, и опрокинулся в снег, складываясь пополам. Нож в кармане ватника благополучно пропорол подкладку, и остро кольнул Мишу в живот, значительно ниже пупка. К счастью не вошел глубоко, а только сильно оцарапал кожу, отчего кровь обильно напитала рубашку и штаны, со всем, что под ними имелось, и, минуя расстегнутый ватник, струйкой побежала на снег. Миша, решив, что рогатый наказал его с ходу, отчекрыжив одной только силой мысли его мужские причиндалы, заверещал еще тоньше и громче, чувствуя, что последствия кастрации уже дают себя знать, изменяя баритон на альт.

Впрочем, оправились от первого испуга непутевые братья быстро. И резво заскакали козликами прочь, подальше от аномального погреба, решив, что вместо деда с ними забавлялся черт рогатый. При этом обоим казалось, что тот дышит в спины, отчего прыти добавилось даже у раненого Миши.

Козел, почувствовав некоторое облегчение в области грудины, заорал совсем уж по-звериному, радуясь возможности свободно дышать. Тиша с Мишей от дурного крика еще прибавили прыти, стремительно трезвея на ходу. А зловредный козел, уцепившись передними копытами за порожек, яростно заскреб задними, пытаясь найти точку опоры, чтоб не свалиться с двухметровой высоты. Точка опоры нашлась. Дед Василий, все еще продолжая тактично подталкивать козла в пятую точку, неосторожно подставил плечо, получил ощутимый удар, выругался на неблагодарного, и саданул в подхвостницу кулаком. Получив ускорение, Мишка из последних сил рванулся вперед, взбрыкнув другим копытом. И так удачно! На этот раз Василий совсем уж неосмотрительно подставил лицо, и получил сокрушительный удар в глаз, отчего в погребе на мгновение стало светло, как днем. В фейерверке рассыпавшихся радужных искр Василий отчетливо рассмотрел неповрежденным глазом пухлый козлиный зад, и в сердцах саданул по нему вторым кулаком. Смачно выпустив деду в лицо очередную струйку газов, козел радостно взревел, и вырвался наружу. Свобода!!!

После ярчайшей вспышки дед на несколько секунд ослеп, и потому не сумел впотьмах ухватиться за конец веревки. Мишка торопливо отбежал подальше от злополучного погреба, утягивая веревку за собой. А с ней и последнюю надежду деда на скорое спасение…

Пару минут Василий сдавленно мычал от зверской боли в подбитом глазе, чувствуя, как разрастается, и начинает жечь здоровый синячище. При этом бессвязно выкрикивал нечто нецензурное и нечленораздельное. Отчего братцы, уже в конце огорода, запалено хватали разинутыми ртами морозный воздух, нечеловеческим усилием преодолевая последние метры до спасительного забора. А Мишка, отбежав в сторону, замер на месте, и покручивал башкой, наслаждаясь музыкой, которой прежде не слыхивал даже от деда. Однако вскоре дед успокоился, поняв, что матом делу не поможешь, сообразил самогоном компресс на подбитый глаз, не забыв употребить и внутрь, и стал принимать меры к самостоятельному спасению. Вспомнив физкультурную молодость, несколько раз пытался подпрыгнуть, и ухватиться руками за порожек. Не прошло. Руки соскальзывали с обледенелой доски, каждый раз возвращая деда на исходную точку. Как правило, на пятую. Поняв бесплодность попыток, и смирившись с неизбежным, дед пытался подозвать Мишку, в надежде уцепиться за веревку, и хоть матом, хоть уговорами заставить козла вытянуть себя наружу. Однако упрямая тварь или не желала подходить, или заглядывала в погреб, но только из чисто научного интереса. Вероятно, пытаясь выяснить экспериментальным путем, насколько хватит терпения у отчаявшегося деда.

Наконец Василий сообразил, что руганью козла только отпугивает, и круто сменил тактику. Нащупав на полу аппетитный кочан подмороженной капусты, дед вздернул его над головой, и ласково поманил:

– Миша… Мишенька… Мишаня… Иди ко мне, козлик мой. Я вот тебе капустки… Капустка вкусная. Ням-ням-ням. Чавк-чавк-чавк… Ну, иди сюда, тварь ты рогатая! Не бросай деда в беде!!!

Наконец Мишка то ли слезливым уговорам поддался, то ли гастрономическим пристрастиям, но подошел, и потянул носом аппетитный аромат. Дед чуток опустил кочан, отчего козел еще подался вперед, веревка соскользнула внутрь погреба. Дед был начеку, и набросился на веревку как голодный котяра на жирную мышь. При этом зафитилил в козью морду кочаном, рявкнул: «Жри, свин рогатый!», и из последних силенок заскреб валенками по стенке, криками и матом понукая Мишку отчаянно рваться прочь. Обиженный дедовым коварством, Мишка уперся всеми копытами в рыхлый снег, затряс башкой и, свирепо блея, потянул деда наверх.