Игорь Евтишенков - Римская сага. Том IV. Далёкие степи хунну

Бой длился недолго. Лаций понимал, что у него нет сил сопротивляться. Он не мог броситься на сильного кочевника и в борьбе отобрать у него меч. Оставалось только уходить от ударов и стараться сохранить силы. Да, у него был длинный нож, но достать его было равносильно самоубийству. Его сразу бы разорвали на части. Какое-то время варвар, который, как и все остальные хунну, был всадником, пытался достать его острым концом меча, но Лаций не давал ему приблизиться и сбивал с толку короткими шагами из стороны в сторону. Устав делать выпады в пустоту, кочевник схватил меч двумя руками и стал рубить им наотмашь. Но он уже устал. К тому же, большой плащ и накладки на плечах не позволяли ему делать это быстро. С каждым ударом он поднимал меч всё медленнее и медленнее, пока совсем не устал. Тяжело дыша, он стоял и с ненавистью смотрел на целого и невредимого раба. В этот момент можно было подойти к нему и спокойно убить одним ударом в шею. Варвар не успел бы даже пошевелиться. Но опять же, для этого нужен был нож.

Отдышавшись и чувствуя поддержку своих соплеменников, неудачливый вояка снова ринулся вперёд. Однако он не успел приблизиться к Лацию, как что-то накрыло ему голову. Кочевник споткнулся и остановился. Кто-то дёрнул за меч и вырвал его из рук. Схватившись за голову, варвар почувствовал, что на голове висит кусок старой кожи. Он скинул её и заорал диким голосом – меча нигде не было видно, а наглый раб стоял в стороне и дерзко улыбался. Меч лежал на земле. Раб забрал у него меч и выбросил! Это было невыносимо! Кочевник готов был разорвать его голыми руками. Он кинулся на Лация, но ноги почему-то совсем не слушались, и руки не поднимались, как раньше, быстро и сильно. Теперь уже никто не кричал и не подбадривал его. Лица товарищей вокруг были хмурыми и суровыми. Отчаявшись убить обидчика, кочевник кинулся к ближайшему воину и выхватил у него лук. Его товарищи заволновались, но резкий оклик Чжи Чжи заставил их замолчать. Закон был суров – воин может наказать раба так, как он хочет. И тут произошло неожиданное.

Увидев, что обезумевший хунну хватает у стоявших в толпе лук и стрелы, Лаций понял, что не сможет уклониться от стрелы, как от меча. Он инстинктивно сделал несколько шагов назад, поздно поняв, что надо было, наоборот, идти вперёд и нападать на противника, пока тот не натянул тетиву. Движение назад было ошибкой. Его остановили и с силой толкнули в спину несколько рук. Лаций споткнулся и упал на землю. Это спасло ему жизнь. Первая стрела оторвалась от дребезжащей тетивы как раз в тот момент, когда он падал вниз. Она пролетела у него над головой и попала в живот стоявшему сзади воину. Тот ещё радостно улыбался и не успел опустить руки после того, как толкнул Лация навстречу стреле, и на его лице сияло животное удовольствие охотника, загнавшего жертву в западню. Но вот стрела вонзилась ему в живот, и раздался крик боли и ужаса. Все сразу же кинулись в разные стороны. Вторая стрела вонзилась в землю рядом с плечом, когда Лаций только приподнял голову. Ему было видно, как кочевник натягивает третью стрелу, и сердце подсказывало, что на этот раз он не промахнётся. Лаций успел встать на колено. В правой руке он уже держал тонкое чёрное лезвие. Никто не успел заметить короткий взмах руки и полёт ножа, потому что все смотрели, как кочевник прижал стрелу к тетиве и стал натягивать её назад. Но в самый последний момент лук в его руках вздрогнул, он сам замер и, не выпуская его из рук, почему-то медленно опустился на землю. По толпе пробежал шёпот изумления. Опешившие воины несколько мгновений не могли пошевелиться. Они не понимали, что произошло, и со страхом смотрели на неподвижное тело своего товарища, у которого из груди торчала узкая чёрная рукоятка.

Через несколько мгновений они пришли в себя и бросились к телу. Но их товарищ был уже мёртв. Хунну окружили Лация и смотрели на него с неподдельным ужасом и ненавистью. Чжи Чжи медленно подошёл к нему и остановился. Лаций не отвёл взгляд.

– Ты живой. Он погиб…

– Я говорил тебе… я не хочу его убивать, – хриплым от волнения голоса произнёс Лаций. Он чувствовал, что сейчас всё зависело только от решения этого невысокого человека с угрюмым взглядом.

– Его похоронят по нашим обычаям. Я обещал тебе жизнь. Иди к своим людям. Тебя никто не тронет!

– Прости, могу я тебя спросить ещё? – чувствуя, что другого момента может не представиться, спросил Лаций.

– Что ты хочешь? – нахмурился вождь.

– Можно я возьму кожу для сапога?

Чжи Чжи так громко расхохотался, что все с удивлением посмотрели в его сторону, не зная, что делать – убить раба или простить.

– Бери, сколько тебе надо!

– Скажи, куда нас ведут? И зачем?

– Глупый человек, ты со своими людьми должен будешь построить мне дворец и город! – гордо произнёс вождь, подёргивая рыжей бородой.

– А что будет потом?

– Потом?.. – переспросил кочевник и задумался. – Потом вы все там будете жить.

– Мы построим тебе самый лучший город, – громко произнёс Лаций. – Скажи, но ты отпустишь нас потом?

– Ха-ха-ха! – рассмеялся вождь хунну. – В наших степях самая прекрасная жизнь. Только здесь есть свобода и сила! – он перестал улыбаться и добавил: – Если ты сам захочешь уйти, тебя никто не будет держать! Но не забудь, что ты должен построить мне настоящий дворец! – шаньюй повернулся и что-то громко сказал своим воинам. Те расступились и освободили Лацию дорогу. Оставаться дальше с этими непредсказуемыми людьми было опасно, и он поспешил уйти обратно. А нож так и остался в теле кочевника.

Лация встретили с радостными улыбками, горящими глазами, но молча. Римляне уже были научены горьким опытом и предпочитали не выражать свои чувства слишком громко. Атилла первым бросился навстречу, отбросив в сторону большую ветку. С ней он собирался бежать на помощь своему другу. Он крепко обнял Лация и удивился его усталому внешнему виду, хотя у того на теле не было ни одной царапины.

– Ногу веткой пробил. Не хотели давать мне кожу для сандалий, – усмехнулся он, наконец. Но все вокруг продолжали задавать вопросы, и ему пришлось рассказать что произошло на самом деле. Саэт сидела рядом, прикрыв лицо рукой, и слушала, не поднимая глаз. Но Лаций, в отличие от Павла Домициана, всегда старался говорить только о самом главном и очень коротко. И хотя ему всегда было приятно внимание друзей, но он не любил, как слепой певец, приукрашивать события, чтобы его слушали подольше.

Когда друзья и товарищи разошлись, Павел подошёл к нему и, найдя на ощупь его руку, крепко сжал её своими ладонями.

– Я благодарю богов, что ты остался жив, – волнуясь, сказал он. – Ты не представляешь, как я волновался… Но Марс тебя не покинул. Он услышал мои слова. Я сложу о тебе песню!..