Сергей Петросян - Холодный город

Димон перестает тереть замерзшие уши, подставляет лицо под поток теплого воздуха с запахом креозота. Стоять в проходе долго не получается – час пик еще не кончился, и идущие с работы люди нещадно толкают его плечами и кошелками. С пустыми руками почти никто не идет. По дороге домой надо пройти через несколько магазинов и, если повезет, купить продуктов на пару дней вперед: десяток яиц в бумажном мешочке, пельмени в картонной пачке, кефир в стеклянной бутылке с широким горлышком и крышечкой из фольги, плавленый сырок «Дружба». Большие холодильники – редкость, так что процесс охоты за едой не прекращается ни на день. Развитое чувство добытчика безошибочно подсказывает спешащим людям место на улице, где скоро будут «давать» цыплят по 1.75 или тушонку в обмазанных солидолом жестяных банках. По неуловимым признакам: двум поставленным на попа деревянным ящикам или сломанному железному стулу, стоящему у витрины, опытный охотник сразу понимает, что минут через двадцать хмурый грузчик привезет сюда тележку с товаром и большие железные весы. Значит, надо занимать очередь и охранять ее от желающих образовать такую же с другой стороны. У каждого с собой «авоська» – сплетенная из прочных нитей сумка. В сложенном виде помещается в карман или в дамскую сумочку, зато при необходимости может выдержать груз до десяти килограмм. Зимой авоська служит холодильником – если удается купить пару килограммов мяса, то можно вывесить продукты из форточки на улицу. Полиэтиленовые пакеты – редкость. Красивые импортные с надписью « Marlboro » или « Montana » покупают у фарцовщиков по 3 рубля за штуку и продукты в них не таскают, а используют как сумку или портфель. Их берегут и периодически бережно моют и сушат.

Получив несколько тычков от выходящих из метро людей, Димон отходит в сторону. Проплывающий мимо людской поток разительно отличается от тусующейся на «микроклимате» молодежи. У идущих с работы лица угрюмые, но целеустремленные. Тяжелые зимние пальто сплошной серо-черной стеной рассекают пеструю толпу галдящих, хохочущих и никуда не спешащих ребят в пестрых шарфах, вязаных шапках, с круглыми значками-пацификами на куртках. Это напоминает место впадения бурной реки в теплое море – мутный поток холодной воды далеко отходит от берега, не желая перемешиваться с новой комфортной средой. «Надо быть морем, – вспоминает Серый, – чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым…»

Однако надо поторапливаться. Согревшись и переведя дух, друзья снова бегут в сторону «кирхи». На мосту через канал Грибоедова стоит тележка с мороженым. В тетке-продавщице сразу можно определить профессионала: огромный тулуп под белым халатом, пуховый платок под меховой шапкой, валенки исполинского размера и квадратный деревянный щит под ногами – без него ледяной асфальт за несколько часов промораживает любую обувь. За ее спиной в конце канала на фоне ночного неба проступает контур много лет одетого в леса Спаса-на-Крови. Есть что-то зловещее в этой огромной бабе с мертвым собором за спиной. Мороженое покупают, в основном, домой, на ужин. Берут брикеты в картонных коробках по 48 копеек или «Ленинградское», похожее на большой кусок хозяйственного мыла, за 22.

Который час? Доставать руку из кармана на морозе не хочется и Серый на бегу оборачивается к бывшей пожарной каланче над Думой. Светящийся в темноте циферблат показывает без двадцати семь. Можно успеть. На углу Софьи Перовской и Невского с разгону чуть не влетают под колеса новенького Москвича. Водитель, солидный мужик в очках и ондатровой шапке, отчаянно тормозит, но машина, не снижая скорости, продолжает скользить по снегу на заблокированных колесах, пока не утыкается в поребрик. Пока хозяин вылезет из-за руля не ждут – бегут дальше. Москвич не три копейки стоит, мало ли, что он там себе поцарапал.

Вот и «библиотека». Димон первым влетает в пахнущее прокисшим вином и свежими стружками тепло подвала, крикнув Серому через плечо: «В кассу займи!» Сам бежит в отдел на разведку. Очередь в кассу небольшая – человек двадцать. Серый становится в конец, а за ним почти сразу выстраивается еще несколько таких же запыхавшихся парней. Все смотрят на часы и приводят себя в порядок. Кто-то отряхивает снег с колен (видимо, упал, торопясь), другие поправляют съехавшие на бегу набок шапки и шарфы. Трое пожилых мужиков в углу лихорадочно выгребают мелочь из карманов. Наконец появляется Димон.

– Ну, что там? – спрашивает Серый.

– Гавана в лоб. Нам хватит.

«Гаваной-в-лоб» называют появившийся недавно кубинский ром «Havana Club» ленинградского разлива. Разливают его на заводе «Арарат» в водочные бутылки с пробкой из толстой фольги, которую в народе зовут «пей до дна» или «бескозырка». Стоит он как самая дешевая водка – 4.12, так что в сегодняшний бюджет вписывается. Серый пробивает бутылку рома и две конфеты «Кара-Кум» по 12 копеек. Пить без закуски друзья считают моветоном.

Наконец заветная бутылка с заокеанской жидкостью попадает в карман болониевой куртки Димона. На часах – без двух семь.

– Займем места в партере, коллега? – галантно вопрошает Серый.

– Вы правы, сударь, оттуда будет удобнее лорнировать ложи, – подхватывает Димон.

Они проскальзывают в закуток у кассы и устраиваются на теплой батарее. До закрытия магазина почти два часа, можно никуда не спешить, и, если вести себя тихо, никто не помешает неторопливой беседе. Тема для «коллоквиума» появилась еще вчера. Серый на одну ночь раздобыл «Так говорил Заратустра», размноженную на ротапринте. Пришел на занятия с красными глазами и дал копию Димону, но только на первую пару. Потом книгу надо было возвращать владельцу. Полутора часов Истории КПСС не хватило, чтобы познать мудрость Ницше, и теперь Серый собирается восполнять эту лакуну в образовании друга.

Через полчаса первая конфета съедена, а забывший об осторожности Серый, размахивая руками, декламирует по памяти:

– « Враг должны вы говорить, а не злодей ; больной должны вы говорить, а не негодяй ; сумасшедший должны вы говорить, а не грешник …»

– Тысячелетняя мудрость, – замечает Димон, делая глоток рома из горлышка, – древние персы в изложении немецкого гения…

– Позвольте с вами не согласиться, – раздается неожиданно голос из-за кассы.

– Скажите, эти пряжечки на туфлях у вас позолоченные или же просто золотые?

– Просто золотые…

Друзья синхронно повернули головы в сторону говорящего. Опираясь на пластиковую стенку, на них с усмешкой взирал довольно странный тип. Пожилой, лет за шестьдесят, сухощавый. Седая бородка и круглые очки делали его неуловимо похожим на Троцкого. Новенькая импортная дубленка никак не сочеталась с солдатскими валенками в блестящих галошах и потертой на углах спортивной сумкой с надписью « Олимпиада-80 », надетой по-почтальонски через плечо. Довершал образ женский мохеровый берет явно ручной вязки.