Александр Андриевский - Роман с авиацией. Технология авиакатастроф

До начала занятий оставалось два месяца, и надо было зарабатывать на жизнь. Мы с товарищем по нашим довоенным дворам, Женькой Синицыным, будущим таксистом, нашли работу на одном из заводов по вывозу бревен из леса. С утра бригада из пяти человек, где я был самым хилым, садилась в кузов грузовика с прицепом, который около двух часов грохотал сначала по Московскому тракту, а затем около часа по лесной дороге – на делянку. Поставив наклонные бревна-лаги на платформу грузовика и прицеп, мы, как муравьи, накатывали по ним толстенные, заранее заготовленные и освобожденные от веток ели. Весь процесс занимал часа четыре. Крепили бревна, ломом стягивая их толстой проволокой, забирались на самый верх и двигались обратно. Работа не из легких, но зато целый день на природе. И платили по тем временам неплохо: на эти деньги я купил себе фотоаппарат «Юность» и охотничье ружье, с которым успел съездить на утиную охоту. Расстреляв все патроны и попав в одну-единственную утку, которая упала на середину огромного болота, я из-за отсутствия охотничьей собаки, рискуя быть засосанным трясиной, достал ее сам. Освежеванная кряква с насованной вовнутрь крапивой по прибытии домой все равно протухла и была отдана нашей вечно голодной дворовой собаке, которая последнее время уже перешла на соседских кур. На том мои охотничьи инстинкты и заглохли.

И вот уже конец августа, последний рейс за лесом, а завтра в школу. Приехали, загрузили и, как назло, полил дождь. Видим, наш шофер проявляет нервозность – думает, как выбраться из глины на тракт. Уже вечер, а наш грузовик все еще елозит по размокшей лесной дороге. Дождь переходит в грозу. Стемнело. При свете молний мы видим, как гнутся стволы елей. Машина завязла. Шофер принимает решение разгрузить машину, чтобы двигаться дальше. Развязываем и раскатываем бревна. Но и это не помогло. Всю ночь протолкав грузовик, изрядно проголодавшись и промокнув до нитки, мы с другом принимаем решение: выходить на Московский тракт самостоятельно, а там – домой на попутной машине. Я уже понимаю, что не успею к началу занятий. Светает, а мы, засунув руки в карманы, все топаем по размытой колее к тракту. Слышу сзади смачный шлепок. Оборачиваюсь и вижу, что Женька лежит в глубокой колее холодной дождевой воды. Так же, не вынимая рук из карманов своих лыжных штанов, он медленно поднимается и без всяких эмоций продолжает шлепать дальше. Из отяжелевших промокших штанов льется грязь. Наконец вышли на тракт, останавливаем какой-то грузовик, шофер, взглянув на наше грязное облачение, показывает рукой на открытый кузов. Холодно. От встречного ветра одежда начала понемногу просыхать и, когда я завалился в шесть утра домой, с мамой чуть не случился обморок. Замерзший до синевы, в мокрых разбитых ботинках, из которых лилась дорожная грязь, я представлял неприглядное зрелище. Однако положение обязывало. Я быстро привел себя в порядок, переоделся в то, что было, натянул старые штиблеты и двинулся в школу.

Первого сентября, около восьми часов утра мы, будущие спецшкольники, уже толкались у входа в школу. Мимо нас то и дело фланировали прибывшие из летнего лагеря «спецы» и оценивающее поглядывали на новичков. Изредка, в разговоре между собой, у них проскакивало непонятное для нас слово «ратники». Что это такое, мы узнали несколько позже. А сейчас, глядя на них, мы невольно восхищались их бравым видом: загорелые, крепкие, в хорошо пригнанной форме, они казались нам тем эталоном, на который надо равняться.

Выстроенным в шеренги, млеющим от счастья новоиспеченным романтикам вдруг объявили, что завтра все должны прийти в школу подстриженными «под ноль» – таков порядок. Вот те на! Только вчера мы хвастались нашим гражданским сверстникам своим новым статусом, а завтра должны предстать перед ними лысыми. Слоняясь, пока нас не позвали, я опять увидел Юрку и еще одного знакомого из моей прежней гражданской школы – Володю Кускова. Мы решили держаться вместе и отправились в ближайшую парикмахерскую.

Первым на экзекуцию пошел Юрка, а мы наблюдали за ним из-за занавески. В считанные секунды его белокурые волосы, как «с белых яблонь дым», посыпались на пол, и он сразу же стал похож на недозрелую ташкентскую дыню. Но никто уже не хихикал. Через несколько минут трое парней, с натянутыми на лысые головы по уши заранее припасенными кепками, с опаской, словно сбежавшие из тифозного барака, выглядывали из-за угла Пушкинской улицы на улицу Малышева, куда лежал наш дальнейший путь, чтобы незаметно пробраться по домам. Но я все-таки нарвался на моего школьного друга Гену Бокарева, который, содрав с меня кепку, долго хохотал над моим новым обличьем. Конечно, я понимал, что его смех был вызван скорее сожалением о том, что наши пути отныне резко расходятся. А ведь мы когда-то мечтали готовиться к поступлению в МГУ на физмат (с нашими-то тройками!). Но такова жизнь…

На следующее утро нас построили в две шеренги во дворе и произвели перекличку. Бритоголовых оказалось полторы с лишним сотни. Объявили, что отныне мы учащиеся специальной средней школы Военно-Воздушных Сил, традиции которой мы должны уважать и поддерживать.

Всем нам подсознательно хотелось реализовать стремление всех послевоенных ребят, оставшихся без отцов, вырваться из того порочного круга дворовой шпаны, чтобы принадлежать к узкой группе людей, имеющих общую цель и общего врага. Мне казалось, что только разведчик в стане врагов может принимать самостоятельные решения, но туда по молодости трудно было найти дорогу. Теперь, и пока только по кинофильмам, я знал, что летчик в воздухе, чтобы выполнить задание, тоже принимает самостоятельное решение. Но для этого надо много работать над собой, и мы были к этому готовы.

Структурно спецшкола делилась на три роты: третья рота – новички, вторая – девятый класс, первая – выпускники. Нам представили командира роты. Им оказался старший лейтенант с планшетом и необычным нагрудным значком – Иценко (мы уже приметили его раньше). После переклички началась разбивка на взводы. По взводам распределяли ребят, изучавших в школе один и тот же иностранный язык. Так мы с Юркой попали в один взвод (по-граждански – класс). Командир взвода лейтенант Степанов, высокий блондин с худым и ничего не выражающим лицом, в исключительно пригнанной летной форме, смахивал на Штюбинга из кинофильма «Подвиг разведчика». С первых же дней он повел себя с нами очень сурово, не прощая ни малейшей оплошности. Особенно от него доставалось тем ребятам, которые жили в городе со своими родителями (для иногородних прямо в спецшколе был организован полный интернат). Городские тоже были поставлены на полное питание и кормили нас по тем временам очень хорошо. Мы сидели в уютной столовой по четыре человека за столом, накрытым белой скатертью. За нашим столом сидел отличавшийся особой худобой и хорошим аппетитом Володя Зуев. И когда кому-либо из нас в тарелке с супом попадался малосъедобный кусок мяса, мы молча перекладывали его в тарелку Владимиру, который все это съедал с большим удовольствием.