Алексей Поликовский - Рай и ад Питера Грина

И пустоту вокруг. Старый корабль с высокой мачтой, болтающийся день и ночь в одной точке пространства и рассылающий во все стороны света бодрые голоса Кэпа и Пиратки Мэри и звук доброго рок-н-ролла, вот что мы такое… Мир кажется пустым, когда неделями и месяцами сидишь на корабле, из всех живых существ знаешь только корабельного кота Флинтыча и корабельного попугая Педро и обращаешься неизвестно к кому сквозь все виды погоды и помех. И ты вещаешь в эту пустоту неделями, вещаешь с упорным оптимизмом человека, который не хочет сдаваться отчаянию, вещаешь как заведенный, выбирая слова и песни, подбирая эпитеты и мелодии, день за днем, день за днем, всю эту вечность, хотя на самом деле идет всего-навсего вторая осень или третья зима.

Есть великолепные музыканты, которые свили гнездо внутри своей гитары и живут там, не зная боли и забот. Как так? Да вот так! Откуда же тогда берется их музыка, если не из боли и отчаяния? Не знаю. У них, значит, в душе иные ресурсы и полезные ископаемые. Но есть и другие, с которыми я чувствую себя родственной душой, ибо они, беря в руки гитару или подходя к микрофону, тоже чувствуют внезапный укол тоски и видят внутренним взором пустынный, пустынный до самого края, пустынный до отчаяния мир, в который их сигнал улетает как брошенная в море пустая бутылка с запиской.

Еврейский мальчик Питер Гринбаум получил от мамы в подарок гитару. Первые аккорды показал старший брат. Тихому мальчику больше ничего не было нужно. Он ушел в гитару, как в нирвану. Поэтому когда через несколько лет знаменитый Клэптон закапризничал, заскучал и, отправившись отдохнуть в Грецию, выбыл на время из состава Bluesbreakers, менеджер группы не расстроился и сказал: «Я знаю одного парня, который играет лучше, чем Клэптон!» На него посмотрели как на сумасшедшего. Что за бессмысленный набор слов ты сочинил, Боб? Как можно играть лучше Клэптона? Такого не бывает! Но Питер Грин показал, как.

Гитара Клэптона звучала гуще, гитара Грина тоньше. Клэптон исторгал из гитары тягучий, пахнущий солнцем и виски блюз, Грин умудрялся примешать к блюзу еврейскую тоску и всечеловеческую интеллигентную грусть. Клэптон замешивал в чане густое варево под названием «рок-н-блюз», Грин добавлял в эту бурлящую массу любви, страсти, горечи, желания и хриплого смеха что-то трогательное и прозрачное. Ни один не играл лучше другого, оба искали рай, воспаряя на белом облаке с гитарами в руках и разрушая психику и тело таблетками и порошком.

Сейчас немногие поверят в это, но группа Fleetwood Мас, где играл Питер Грин, в конце шестидесятых в общем представлении, а также по количеству проданных пластинок стояла выше, чем The Beatles. Но дело, конечно, не в количестве проданных пластинок. Дело в образе и звуке. The Beatles были людьми, потешавшимися над всем миром, обнаруживавшими белый рояль в кустах, плававшими на желтой подлодке по синему небу, гениальными создателями гармоний. Fleetwood Mac были сумрачными странниками в пределах блюза, извлекавшими свет из тени и гладкий гитарный звук из плотной шероховатости бытия. В группе, названной по имени барабанщика Мика Флитвуда, играли четыре гитариста – Грин, Спенсер, Макви, Кирван – каждый из которых искал свой собственный путь и по обычаю тех лет разрабатывал свое собственное звучание и безумие. Четыре гитариста, четыре головы с торчащими во все стороны цветущими ветвями, четыре души, каждая со своим собственным электричеством, не подходящим к проводам и розеткам другого, четыре музыканта, каждый со своими понятиями о блюзе, роке, звуке и смысле жизни – как, черт возьми, они вообще три года играли вместе?

Обросший, с черной густой бородой, в коричневом свитерке в обтяжку, тоненький и вдохновенный, Питер Грин был душой этой странной компании, которой удавалось творить чудо из сильных мелодий, голубиных перышек, детских снов, взрослой тоски. Да, на фотографиях тех лет он часто улыбается, и у него прекрасная улыбка человека, понимающего, что он ходит по воздуху. В их «Альбатросе» есть что-то неизъяснимое. Грин улыбается, играя эту вещь, в его улыбке радость героя, находящегося в верхней точке своего только-только начавшегося полета. Остальные играют с опущенными лицами, они в тени: в тени Дэнни Кирван в синей рубашке простого мальчика, которому предстоит трагическая жизнь, отступил назад Джереми Спенсер, ибо его таинство не терпит чужих взглядов и скоро он пустится в свое личное крайне рискованное автономное плавание, и застыл в непроницаемой серьезности Джон Макви, который привычно окаменевает в любом своем состоянии. По нему нельзя понять, тут он или там, в глубине или на поверхности, deep down или high level. И длинноволосый барабанщик Мик Флитвуд – смотрите в его лицо, это лицо артиста, вознесшегося над суетой и творящего звуковое чудо – мастерски работает палочками с мягкими шариками на концах, создавая волнистый туман и плавное движение крыльев в сладостном сне, который очень скоро прервется.

«Альбатрос». Fleetwood Mac играют в студии ТВ. 1970

Fleetwood Mac, 1969. Слева направо: Джон Макви, Дэнни Кирван, Питер Грин, Джереми Спенсер, Мик Флитвуд. Фото с обложки альбома The Essential Fleetwood Mac

Группа Fleetwood Mac существует до сих пор. С начала семидесятых, когда ее один за другим покинули гитаристы Грин, Спенсер и Кирван, она выпустила тридцать – а может, сорок – альбомов. В группу пришли люди совсем с другими понятиями о музыке и, хотя барабанщик Флитвуд и басист Макви остались в составе, группа разительно изменилась. Она стала играть поп-рок, достигла огромного успеха, получила почетные статуэтки разных премий, сочинила коммерческие хиты, в своем рейдере горделиво прописала цвет паласа, которым должны покрываться полы в их уборных, играла по приглашению президента-саксофониста Билла Клинтона в Белом доме… но в мире экзистенциальных ценностей и поисков рая, чреватых полной гибелью всерьез, она больше никогда уже не появлялась.

В другое время проникнуть невозможно. Эта капсула таинственно светится, но она без дверей. Можно прочитать тысячу книг про эпоху Наполеона, но всё равно не узнаешь, как звучал его голос и как скрипели его сапоги. Можно быть знатоком Древней Греции, но она так и останется непостижимой из-за невозможности прийти с бутылкой коньяка «Metaxa» в гости в бочку к Диогену или увидеть огромную купольную лысину Сократа. Вкус кислого вина, которое пили эти загорелые люди с голыми ногами, рассуждавшие о философии, нам неведом. Прошло – значит ушло. И все.

Читать дальше