Гай Себеус - Гости с той стороны

Тем временем ветер нанёс тучи, и вороны начали метаться, как слепые.

– А-а, они не видят без солнечного света! – обрадовался Бласт.

– Да, это солнечные таганские вороны. Без солнца они слепнут!

Надо было срочно что-то решать. Ещё час тому назад Бласт сделал бы то, что первое взбрело бы ему в голову. Появление в его жизни Петал будто остановило безумное мелькание шальных мыслей в его голове, потому что важней всего на свете для него стало – сберечь её! Укрыть от жрецов! Сберечь, а там – как будет!

Сделать это можно было только с помощью «Афона». Здесь, в этих диких землях для него это единственная частичка родины! Но парусник уже отправился под загрузку в Тан-Таган. Что ж, значит, им в Тан-Таган!

– Мы найдем спасение в Тан-Тагане, у тамошнего эллинарха Атея. Я хорошо знаю его, мы сталкивались в Афинах.

Бласт умолчал, что оскорбление именно этого человека послужило непосредственной причиной его ссылки.

Смерти Петал не боялась.

Приход смерти, как учили жрецы, был подобен прыжку из воздуха в воду или в огонь. Словом, из одной среды в другую. Это был просто переход, не более того.

В огонь ей прыгать не приходилось. Но прыжки в воду, кроме мгновенного «Ах!», совсем не пугали! Поэтому смерти она не боялась.

Мучило её едкое сожаление об отсутствии любви. Ей так хотелось полюбить кого-то так, как любили друг друга её родители!

Однажды она с отцом поехала перегнать отару на другие пастбища. Путь их был через Беловодье.

Беловодье в землях Тана занимало особое место. Это был источник белой, оживляющей воды, без которой танаидская исцеляющая чёрная не имела смысла.

Беловодцы осознавали свое значение.

Их город купался в зарослях самых разных шиповников. Их женщины носили не гривны, а ожерелья из шиповника – кто золотые, кто серебряные, а кто просто из засушенных алых плодов. Их обряды были совсем иные, чем в городах Тана. Плодовитый жизнеспособный шиповник был их символом.

Петал с интересом смотрела на девушек из Беловодья. Они были весёлые, смешливые – не такие, как она и её подруги. Но ещё более «не такими» ей казались беловодские парни.

Сердце её вздрагивало, щёки алели.

Однажды красивые парни, увидев её, остановились, засмотрелись, даже двинулись было к ним, чтобы заговорить. Один из них протянул ей нитку с яркими бусами шиповника…

Но тут другой, всмотревшись ей в лицо, толкнул друга: «Брось, это же тана!» И их интерес мгновенно угас. Ни улыбки, ни сожаления, ни разочарования.

Она просто перестала существовать для них.

Слёзы брызнули у неё неожиданно. Отец испугался. Но она сказала, что больно укололась веткой цветущего шиповника, пахнущего сладко-сладко.

Отец долго утешал её. Говорил о её высоком предназначении таны, об уважении танаидов. Говорил не своими словами, а словами жреца. А свои слова, невысказанные, замирали на его губах.

– Жизнь, дочка, как крутой обрыв, с которого каждый день осыпается земля. И тут уж ничего не поделаешь.

В отчаянье она разорвала подаренную нитку с ярко-красными ягодами. И до сих пор видит, как долго они рассыпаются по белому песку…

Из всех слов отца тогда она услышала только одно: ей нельзя любить, у неё должно быть каменное сердце. Она Белоглазая тана.

Смерти она не боялась.

Она боялась умереть до любви. Но любви всё не было. Никто из соплеменников не осмеливался даже помыслить о таком кощунстве.

И она выстраивала свою готовность к смерти на осколках мечты о любви.

И вот, когда она совсем справилась и почти вырастила эту свою готовность, в её жизни появился Бласт. Свалился на неё, как камень с того самого крутого обрыва, о котором рассказывал отец!

И осколки зазвенели… И проросли диковинным противоречивым чувством. Нужно ли было это чувство ей теперь?

Петал оказалась в ужасном, совершенно безвыходном положении. Раньше впереди ей обещалась смерть, но это была почётная смерть, с мыслью о которой она уже свыклась!

Сейчас ей грозил позор, что по традициям танаидов, – страшнее смерти!

Но в душе её всё равно беспричинно плескалась радость.

Ей вдруг стало так легко и интересно жить, как выздоровевшему зверю, ещё недавно обессиленному и всеми оставленному, забытому. А теперь тревога убежала из сердца. И она ощущала, что нет на свете такой заботы, которая бы победила эту её радость!

Вскоре они, под прикрытием тучи, сопровождаемые стаей бестолково галдящих воронов, были уже на мосту, ведущем в Тан-Таган.

Стражи, ошалевшие от бешеного гвалта, не поняли, закрывать или, напротив, открывать ворота… И просто… не среагировали.

Беглецам удалось проскочить в город и узенькими проулками, под навесами и виноградным плетеньем, потеряться от погони.

С налёту они миновали несколько кузниц на окраине, в которых мастера работали с железом и лили бронзу.

Ювелирные, косторезные и керамические лавки уже закрывались, и умельцы собирались домой, мечтая об ужине за столами во дворах, среди вечерней прохлады.

Сквозь дверные проёмы домов виднелись локтястые ткацкие станы, на которых таганы ткали из льна и конопли и здесь же вывешивали свою работу на продажу. Гигантские полотна, предназначенные для парусов, сослужили беглецам службу, скрыв от воронов, мечущихся в небе.

Сторонясь старух, продолжающих безмятежно прясть шерсть, с трудом окорачивая задёрганного жеребца, Бласт выбрался на центральную площадь, расположенную на самой высокой точке города. Она была пустынна и головокружительно красива, словно ладонь, поднятая в небо.

С высоты им открывался изумительный вид на окружающую степь! Ярко-фиолетовые тучи в окружении белых и сиреневых облаков будто дышали и неустанно действовали! Солнечный свет порой прорывался сквозь облачность, перьями плотно устлавшую всё небо. Тончайшими иглами пронзал он воздушные пласты. Но только вороны бросались к нему, чтобы напитаться светом, как очередная туча затеивала разворот, и луч истончался.

Беглецы доскакали до солнечных часов, установленных посреди площади, и остановились в растерянности: куда дальше?

Где-то рядом, в центре, должен быть дом эллинарха. Но где?

Стоило им только миг помедлить, как вороны вместе с солнечным лучом набросились на них. В бешеной схватке Бласт крутился волчком, отбиваясь от мощных птиц. Он старался отбрасывать их, не убивая: кто знает, стоит ли усложнять себе жизнь? Петал отбивалась за его спиной.

– Нужно продержаться до заката! Сумерки нас спасут!

***

Солнце почти завалилось за крыши Тан-Тагана, но всё ещё рассекало воздух косыми лучами. Вороны пикировали всё более яростно, выдирая клочьями куски тела вместе с одеждой. Бласт обливался кровью, но на вскрики Петал реагировал мгновенно, заслоняя её.