Олег Денисов - Ливень

А вот друзья и поклонницы так и не явились.

– А где же?… – хотел язвительно спросить я герра, но Лена перебила меня.

– Как красиво, – восхищённо сказала она. – Как в историческом кино.

– Да, красиво, – согласился я и вдруг почувствовал облегчение, подобное тому, словно я сбросил гору с плеч.

Я постоял с минуту, наблюдая за этой бесовской картиной, вздохнул и повернулся к девушке.

– Но дело сделано, и нам пора идти назад, – я обнял Лену за плечи и медленно повёл в сторону от вершины холма. – Сейчас это всё закончится, а нам надо уходить отсюда. – Пойдём, Лена, ты сегодня натерпелась со мной ужасов. Надо отдохнуть от этого всего и тебе, и мне. Пойдём, сладенькая, пойдём, девочка моя отважная и безрассудная, пойдём к дороге, а там на попуточку, и домой, в квартирку с разломанной дверью, в кроватку с тобой, любименькой…

– Как то странно ты заговорил. Почти как поэт. Ты умом слегка не тронулся?

– Насчёт «слегка» я не уверен.

Отдалившись шагов на двести, мы услышали сзади деревянный скрежет и одновременно оглянулись. На фоне звёздного неба высился крест.

– Какой он огромный, – сказала Лена.

– Да, – согласился я, – мы привезли намного меньше.

И вдруг он полыхнул огромным, осветившим весь мир, красным пламенем.

Я очнулся от ослепительной вспышки и даже когда открыл глаза, то какое-то время не видел ничего, кроме завораживающей красноты пламени. Потом до меня донёсся настырный стук в дверь, и я наконец понял, что нахожусь в своей каморке на комбинате.

– Сейчас! – крикнул я каким-то осипшим голосом и попытался встать, но ноги подо мною подкосились, а через мгновение их стало колоть и ломить. Я их отсидел и теперь не мог дойти до двери. Они болели, оживая, и абсолютно не слушались.

«Матерь божья! Да что же это, чёрт побери!?»

– Просыпайся, Паша! – крикнул знакомый голос из-за двери – И пойдём домой. Собирайся, пошустрее.

– Ладно, – прохрипел я и ошалелыми глазами уставился перед собой. Боль отступила, и передо мною быстро промелькнуло всё то, что я увидел только что во сне. И теперь я озадаченно, не в силах вообще хоть что-то подумать, пытался переварить увиденное.

«Я же не просто это всё увидел. Я пережил!»

Более чем в озадаченном состоянии я достал из кармана ключи от квартиры и посмотрел на них. В столе должны были лежать палка копчёного сыра и шматок сливочного масла. Они были на месте.

Ну правильно. Куда же они могли деться? Я прошёлся туда-сюда по тесной комнатушке и, вернувшись за стол, достал свою тетрадь, раскрыл её и с авторучкой в руке перед чистым листом задумался.

В деревне без собаки на цепи – как бы и жизнь не в радость. Ну некому среди ночи о кошках, крадущихся через двор, или о прохожих за забором оглушающим, на всю округу лаем доложить, некому визитёров и воров облаять, некому остатки харчей доесть и вселить спокойствие в душу хозяина, что вот, мол, под надёжной охраной ты теперь, а посему, уходя из дому, ничего не бойся и не дрожи о сохранности своего хозяйства. Хоть и держишь ты меня, маленькую и облезлую, на якорной цепи, одно звено которой весит больше, чем моя голова, – я, не раздумывая о неудобствах, брошусь на птичку и на кошку, а если твой дом будут грабить, не охладит мой пыл и неподъёмная цепь – я всю округу с ума сведу лаем и визгом, дабы доказать: не за похлёбку служу, а за идею и ласковый хозяйский взгляд. И если даже шею сверну в последних конвульсиях – всё равно хвалу тебе буду воздавать, о прекрасный хозяин. Меня хоть на палку привяжи, хоть вверх ногами подвесь, хоть в кандалы обуй – я всё равно так брехать буду, что у тараканов барабанные перепонки полопаются, а мыши и ёжики от инфарктов замертво падать будут. И коту в доме делать нечего станет, потому что он оглохнет, и мышей не станет – а глухой кот-бездельник кому нужен? И совсем ничего, что цепь неподъёмная, даже наоборот: гордость распирает оттого, что раньше к ней, наверное, индийский слон был привязан, а теперь вот я…

Но шутки шутками, а в деревне всё-таки лучше иметь какую-нибудь хоть маленькую собачонку, чем без нее обходиться. Чтобы она оповещала хозяев по всякому тревожному поводу. Иначе в недрах своего уютного жилища ты ни в жизнь не услышишь, как во двор через запертые калитки проберутся злоумышленники, и не узнаешь, зачем они проделали эту небезопасную операцию, пока не досчитаешься какой-нибудь алюминиевой кастрюли или старого газового баллона. Они же, эти архаровцы, не станут, как друзья-приятели, названивать тебе по сотовому телефону, стоя у калитки. Они подло и молча просочатся в щель и оставят хозяина без граблей, мотыг, лопат или чего посущественнее. А без этого всего – всё! Каюк! Огород останется неухоженным, а без огорода – голодная смерть. Потому что без него в деревне не прокормишь ни себя, ни ребёнка, ну никак: работы нет, зарплаты мизерные. И вот потому те, у кого есть на цепи свирепый пёс, спокойны и счастливы. Они, зная о своей защищённости, с высокомерным пренебрежением поглядывают на соседей. А те, у кого нет лохматого друга, грустят и озабоченно вздыхают, мечтая о нём даже во снах.

Ну как же без пёсика! Кто хочешь, заходи, что хочешь, бери! Пробирайся хоть в дом, хоть в погреб с припасами, и никто даже не тявкнет, а уж если и мужчины в доме нет – впору караул кричать от беззащитности и ужаса перед этой беззащитностью. Будут грабить и измываться – никто и не услышит.

Так что нужен пёсик, решила Таня, просто необходим в хозяйстве. Но маленький, чтобы ел не много и был симпатичный. И чтобы обязательно мальчик.

– Да, мама! – согласилась дочка Регина. – Нам очень нужен пёсик, такой маленький и пушистый. Ну очень-очень нужен!

– Ну пойдём, приготовим ему домик.

– Ура!

– Ему же надо место, где он будет жить?

– Ура, ура, ура! А как мы его назовём, Шарик?

– Не знаю пока. Давай придумаем.

– Мы назовём его Мухтар, как в кино, да?

– Он маленький, на Мухтара совсем не похож. Уж лучше Шарик.

– А Рекс? На Рекса он похож?

– Вряд ли, я же говорю: он ма-а-аленький. Ну что ты прыгаешь вокруг меня, помогай, что ли!

– А Тузик! На Тузика он похож?

Они наскоро соорудили некое подобие собачей конуры, постелили в ней на пол старое одеяло и пошли к знакомым за собачкой.

– Ему уже около года, – сообщили те. – Спокойный, умненький, но на цепи никогда не сидел.

– А как его зовут? – Регина радостно разглядывала пушистый светло-серый комок.

– Пушок.

– Пушок!? – она весело засмеялась. – Но так же кошек называют, а он – собака!

Хозяйка слегка смутилась.

– Дети назвали так, – сказала она. – И он уже привык к кошачьему имени.

– Но он же собака! – по-прежнему весело возмущалась Регина.

– Регина! – строго произнесла Таня. – Перестань. Тебе же сказали, что он давно привык к этому имени. Мы уже не можем назвать его по-другому, потому что новые имена дают только очень маленьким существам.