Марина Семенова - Литораль

Участницей первого в своей жизни межличностного конфликта я стала в пятилетнем возрасте из-за дружбы с мальчиком Мишей, живущим в нашем доме на пятом этаже. Он относился ко мне довольно трепетно, водил к себе в дом и показывал невероятной красоты книжки, которые раскрываясь, превращались в объемные картинки. Мне нравилось дружить с Мишей, но соседская девочка Оля как-то озадачила меня недетским вопросом:

– Зачем ты с ним дружишь, он же – еврей?

В тот же вечер за ужином, я спросила у мамы:

– А что, еврей – это плохо?

– Почему ты так решила, – удивилась мама, переставая жевать.

– Это не я решила. Это Оля. И она дразнится.

– И как же она дразнится?

– Она говорит: «Жид пархатый!» А пархатый, это какой?

– Не знаю… – смутилась мама и отправилась мыть посуду.

– Так мне дружить с Мишей или нет? – на всякий случай уточнила я.

– Конечно дружить.

И я продолжала дружить с Мишей, потому что он был очень умный и мне с ним было интересно. Но, Олю наша дружба почему-то очень раздражала и, тогда, она решила зайти с другой стороны. Она оказалось не по-детски изобретательной – эта Оля.

– А возьми меня с собой в гости к Мише, – попросилась она, по-собачьи повернув голову набок.

– Не знаю… Он только меня звал, – попробовала отбиться я.

– А это будет ему сюрприз!

Я растерялась. Мне хотелось сделать другу Мише сюрприз, но что-то меня останавливало. Видимо, я была слишком маленькой чтобы понять – что именно. И потом, эти собачьи глаза… И я взяла Олю с собой.

Двери нам открыла старшая Мишина сестра Соня и пригласила в комнату. Мы с Олей уселись на диван, а хозяйка достала из шкафа целую стопку удивительных книг.

– Вот, посмотрите пока, а Миша сейчас придет, он с мамой в детской поликлинике. А я вам сейчас печенье принесу.

Я взяла из стопки верхнюю книжку и развернула её – сказочный воздушный замок поднялся и растянулся во все стороны. Следом за ним стали раскрываться бумажные фигурки принцессы, злой колдуньи и маленького пажа в голубом камзоле. Оля, как завороженная, смотрела на эту красоту и вдруг, рванув книгу из моих рук, разорвала её пополам. Потом еще и еще. Она в считанные секунды растерзала в клочья бумажную сказку, злобно сверкая глазами, а я не могла двинуться с места, меня словно приклеили к дивану. Но, когда разделавшись с первой книгой, Оля принялась за вторую, я не выдержала и ухватила её за крысиный хвостик. Конопатая бестия заорала во весь объем своих детских легких и, когда на шум из кухни прибежала переполошенная Соня, завопила, тыча в меня пальцем:

– Это всё она! Она! Это она из зависти. Я знаю!!

Больше в дом к другу Мише меня не приглашали.

Это была первая, очень маленькая, детская несправедливость, оставившая в моей светлой душе, нет, не шрам – сгусток. Крошечный черный сгусток, небольшое пятнышко не рассасываемой обиды.

В тот год мой отец, получив звание подполковника и новое назначение, отбыл в далекий город Тбилиси, оставив жену и двоих детей в Украине. Пожив какое-то время без семьи и, вновь, почувствовав себя красивым и неженатым, обаятельный офицер опять закрутил роман, а потом и вовсе решил уйти из семьи. В один из своих приездов, он, требуя развода, устроил громкий и отвратительный скандал, обвиняя во всем холодную и равнодушную к нему жену. Забившись под стол и закрыв уши руками, я пересиживала родительскую ссору и свою, уже совсем недетскую, беду.

Успокоившись, отец увел меня из дома, обещая купить мороженое, конфеты и еще что-то, в надежде оправдаться. Не передо мной, перед собой. Я просидела отвернувшись всю дорогу у окошка троллейбуса, а потом, также безмолвно, шла с ним рядом, силясь понять что хочет от меня этот, ставший в одночасье чужим, человек. Отец крепко держал мою ладошку в своей, когда мы подошли к киоску с сигаретами, но как только он выпустил мою руку и полез в карман за кошельком, я кинулась бежать. Бежала долго, каким-то чудом отыскивая дорогу, словно маленький потерявшийся озлобленный волчонок. Я бежала к маме.

Отец примчался домой почти одновременно со мной, бледный и взъерошенный, схватил армейский ремень и навис надо мной, дыша яростью. Прижавшись к столу спиной и вцепившись руками в его край, так, что побелели костяшки моих пальцев, я глянула снизу вверх отцу прямо в глаза:

– Только попробуй меня ударить! – твердо сказала я, понимая, что никакая сила на земле не сможет разжать моих пальцев.

Я не знаю почему он тогда отступил – сник, роняя ремень на пол, но я знаю другое – это была моя первая победа женщины над мужчиной. Победа, делающая женщину очень сильной и… очень несчастной.

Отец вскоре уехал и сдал нашу квартиру военному ведомству, видимо, пытаясь этим самым отомстить не только маме за нелюбовь, но и мне за недетское противостояние. Я была шестилетним ребенком, но хорошо помню растерянное лицо матери, когда на пороге появился молодой круглолицый майор с ордером на нашу квартиру. Не очень понимая, что происходит, я на всякий случай разревелась, видя испуганные глаза мамы и сестры, которая была на десять лет меня старше и уже иначе, по-взрослому, прочувствовала всю полноту отцовского предательства. К счастью, армейские чиновники проявили человеколюбие и не выставили бывшую офицерскую жену с детьми на улицу.

Когда я пошла в школу, соседская девочка Оля оказалась одной из моих одноклассниц. Она подошла к моей парте, плюхнулась рядом и, повернув ко мне добродушное конопатое лицо, сказала:

– Давай дружить. По-новому.

И мы стали дружить по-новому: вместе шли до школы, высиживали все уроки за одной партой и вместе возвращались домой, потом вместе обедали: то у меня, то у неё дома и вместе-же готовили домашнее задание. Словом, мы были настоящими подругами, во всяком случае мне тогда так казалось.

В то время наличие домашнего телефона считалось немыслимым благом. Телефоны проводили, как правило, чиновникам и военным. Помню, как весь дом бегал к нам с вопросом:» А можно от вас позвонить?» и со временем, мы перестали закрывать входные двери: соседи приходили, звонили по телефону и уходили.

В нашем подъезде жил мальчик по имени Павел и был старше нас на два года. Два года в школьном возрасте-это очень много, это, почти, взрослый. Павел всегда вежливо спрашивал разрешения позвонить и всегда оставался со мной поболтать, приходил по несколько раз на день, угощал меня конфетами, садился на подоконник и весело разливисто хохотал, рассказывая смешные истории, тысячи всевозможных историй обо всем на свете. На мой восьмой день рождения он принес мне удивительной красоты жемчужные бусы, нежные и переливчатые. Как я узнала позже, эти бусы он взял у своей матери, за что был сильно избит отцом.

Мне несказанно понравился его подарок, и я положила его под подушку, чтобы засыпая, долго гладить ладошкой маленькие прохладные горошины.