Анатолий Долженков - Кабанчик

Прежде в технике и особой нужды-то не было. При колхозном строе всякую хитрую технику заменяли десанты, присланные из города. Рабочие, служащие, студенты, брошенные на борьбу с урожаем, очень неплохо справлялись с этим делом. Брали количеством и молодым комсомольским задором. А нынче студента в личное хозяйство не загонишь и палкой. Ни физика, ни филолога, ни, какого-нибудь будущего бухгалтера или экономиста в перспективе. Пропал задор вместе с комсомольской организацией, которая, собственно говоря, его, этот задор, и поддерживала.

Вспоминаю когда в далёкие семидесятые, декан факультета собирал нас, студентов в первый месяц осени и интересовался, знакомы ли мы с последними постановлениями партии и правительства, это означало одно из двух – либо принудительная отправка в стройотряд, либо десант на колхозные поля. Директив в те времена принималось огромное множество по самым различным вопросам. Если, к примеру, партия решала в кратчайшие сроки стереть грани между городом и деревней, а заодно, что бы два раза не напрягаться – между трудом умственным и физическим – значит на поля. Это было ясно и ненужных сомнений не вызывало. В те времена над вопросами «куда ехать?» и «зачем и кому это надо?», задумывались крайне редко. Любопытство, мягко говоря, не поощрялось, а даже совсем наоборот, осуждалось, в связи с чем, массовость выезда горожан в село впечатляла.

За месяц пребывания студентов в колхозе грань между городом и деревней стиралась до такой степени, что ее почти не было заметно, если судить по внешнему облику студентов. Закутанные в ватники, небритые и пахнущие ароматным самогоном местного производства, они мало, чем напоминали ростки интеллигенции, призванной учиться, учиться и учиться. Хуже обстояло дело со сближением двух трудов. Здесь имелись серьёзные проблемы, несмотря на идеологически выверенный подход. Он, подход этот, был прост, но эффективен. За каждым бесхозным косяком студентов, на время принудительного пребывания в колхозе в обязательном порядке закреплялась боевая звеньевая из местных передовых землеробов. Она коротко, но весьма доходчиво, буквально в трех словах два из которых были нецензурными, проясняла этим мало приспособленным к земельным работам существам саму суть наставничества. А поскольку краткость, как известно, сестра таланта, понимание важности проблемы приходило сразу. Понятна была и причина ее материнской заботы. Все объяснялось очень просто. Студент стоматолог, например, мог в любое время дня и ночи рассказать сколько и каких зубов обязано произрастать у человека во рту, что бы тот без стеснения мог открывать его в общественных местах или как необходимо успешно бороться с кариесом, если у вас половина зубов выпала, а остальные шатаются как пьяные. Но при этом он абсолютно затруднялся отличать дыню от тыквы. Математик легким движением кисти мог начертить несколько десятков формул и более или менее толково объяснить, что он этим имел в виду. Но эта же самая кисть, так успешно владеющая ручкой и карандашом, категорически отказывалась удерживать тяпку или лопату в нужном для сельхозработ положении, что приводило не только к уничтожению культурных растений и снижению урожайности, но и к опасности травмирования живых организмов, страдающих от непосильного труда на соседних грядках. Остальные выглядели не лучше. Бдения в студенческих аудиториях и в тиши публичных библиотек не требовали отдачи такого количества энергии, как, например, прополка на колхозном поле. Рядок всходов кукурузы длинный и нудный, как песня киргиза, притуплял интеллект и нагонял коллективную тоску, самую опасную из всех известных. Необходим был могучий стимул, для удержания этой разношёрстной публики в пределах колхозного поля. И такой стимул был. Все прекрасно понимали, что если партия уже сказала надо, а комсомол быстро не ответил – есть, то возможны большие неприятности для комсомольцев. Возражать, почему-то, не хотелось. Да никто, собственно, и не возражал.

Много лет назад будучи студентом рядового медицинского вуза большой страны, которую уже не найти ни на одной карте мира, мне пришлось принять участие в таком десанте. События, о которых я хочу рассказать, разворачивались в одном из многочисленных степных колхозов Украины. Около пятидесяти человек студентов – медиков в самый разгар уборочной страды были брошены на борьбу с кормовой свеклой. После первых дней неудачных боев наступило время переосмысления общей концепции битвы за урожай. Возникла необходимость в переоценке позиций на свекольном фронте и, наконец-то, как-то само по себе пришло понимание неравенства условий сражения. Свекла уродила отменная, в земле сидела прочно и весила не на много меньше студента в полной экипировке. Поэтому дело двигалось с переменным успехом и конца – края ему видно не было. Утром в одно и то же время к общежитию подлетал старый разбитый грузовик, кое-как приспособленный для перевозки живых людей. За рулем, цепко держась за баранку дабы не выпасть из кабины, восседал лихой парнишка, постоянно находящийся в состоянии блаженного похмелья. Автоинспектора в здешних краях никто никогда живьём не видел, в связи, с чем непуганые работники руля и колеса по количеству выпитого спиртного успешно конкурировали с пешеходами, уже к обеду затруднявшимися переходить на противоположную сторону единственной в селе улицы. Пили с утра до вечера в выходные дни и в рабочие, сильно себя в крепких напитках не ограничивая. Студенты с опаской грузились в транспорт, недовольно ворча, что с утра можно было и не пить.

– А вы, что, – хамил водитель, – считаете, что вчерашнее пахнет лучше, чем сегодняшнее.

Крыть этот железный аргумент было не чем, тем более, что на поля, в основном, добирались без приключений. Встречные машины на просёлочных дорогах практически отсутствовали, и опасаться приходилось только деревьев и столбов. Вечером, ослабленный ударным трудом десант таким же порядком возвращался обратно. Правда, водитель к этому времени наливался до такой степени, что обратно ехал уже по памяти. И надо отметить память ни разу его не подвела. Так монотонно и однообразно протекала трудовая сельская жизнь. Каждый последующий день являлся зеркальным отражением предыдущего и что бы как-то их разграничить чья-то нетрезвая, оторванная от домашнего уюта рука делала зарубки на ближайшем к общежитию углу деревянного туалета.

Единственной радостью этих селян по принуждению были субботние и воскресные дни. Вот когда можно было вволю отоспаться и отогреться под лучами теплого сентябрьского солнышка. Никто не гнал в шею, не требовал выполнения дневной нормы и вообще наступал двухдневный рай.