Виктор Сбитнев - Янки при дворе губернатора

– Вот ведь чёрт её дери! – Выругался он вслух, вдруг заметив над селом зловещую иссиня – чёрную тучу с поперечными зигзагами молний и уже отчётливо долетающим ворчанием почти непрекращающихся громов. – А гроза-то, гроза! Ей Богу, по круче будет, чем над Поклонной горой в «Мастере и Маргарите». И тут вдруг так сверкнуло, что Альберт на несколько секунд ослеп, а потом ещё и треснуло над самой головой, что он совершенно оглох. Ливень настиг бежавшего во весь опор журналиста метрах в двухстах от дома. Вымочило его до нитки, да к тому же он умудрился поскользнуться возле калитки на коровьей «лепёшке». В общем, пред светлые глаза няни Груни Ямщиковой он предстал весь мокрый и грязный, как поросёнок.

– Гвардеец! – Похвалила няня племянника и пошла греть для него воду. А Альберт, оставшись в одних плавках, сел за стол делать очередные записи в свой дневник, заведённый им как всегда накануне серьёзной работы.

Перед обедом позвонил Николай и доложил, что «пробил америкашек» по Интернету. Оказалось, что договор о сотрудничестве подписан на уровне городов-побратимов – между мэрами и депутатами: депутатом Госдумы от нашей области и соответствующим американским сенатором. Согласно ему двое американских преподавателей – специалистов по филологии и культуре – работают в интернате на постоянной основе в течение трёх лет с перспективой продления партнёрских отношений на каждый следующий год работы. Так же и двое наших культурологов работают в американском колледже. «Интересно, – подумал Альберт, – а наши тоже агенты?».

– Но, – добавил Николай, – стороны имеют право на время увеличивать преподавательский контингент, если в этом возникнет необходимость. Причём, делать это разрешено без дополнительных договорённостей. Такое право записано в первоначальный основной договор. Стало быть, они ничего не нарушают, а просто время от времени пользуются своими правами.

– А к кому ты мне ещё посоветуешь сходить? – Поинтересовался Альберт у няни.

– К учителю английского сходи. Он сейчас как раз дома. Я видела, как он по тропке шёл. – И няня указала рукой на нетипичную для здешних мест избу под красной черепичной крышей. Наскоро перекусив вчерашней ухой и маслятами с картошкой и сунув в карманы несколько упавших ночью яблок, Альберт вышел за калитку и, невольно морщась от запахов горящего торфа, бодро зашагал в сторону села. Молодой учитель английского языка Андрей Карлович Санталайнен жил со своими родителями-финнами за мостом, в третьем по порядку доме. Дом, и в самом деле, был построен не по-нашему: во-первых, стоял на сваях, во-вторых, весь был обложен фигурной плитой, а в-третьих, – хозяйственные пристройки для птиц и животных, имевшиеся при нём, были сложены из толстенного бруса и отапливались, что раздражало некоторых сельчан хотя бы потому, что многие из них и дома-то свои отапливали редко и неохотно. На двери во двор висела яркая табличка «Осторожно, злая собака!» и мерцала фосфором треугольная кнопка звонка, которую Альберт и нажал три раза. Внутри дома бездушный механический голос несколько раз повторил хозяевам по-английски, что гость просит отворить ему входную дверь. Именно это старший Санталайнен, Карл Юханович, и сделал. На вид ему было лет шестьдесят, но при седой шевелюре он носил огромную чёрную бороду, артистично подвязанную какой-то иноземной тесьмой.

– Проходите, пожалуйста, – сказал он с ощутимым финским акцентом. – Будьте, как дома.

Альберт, благодарно кивнув, крепко пожал хозяину руку, слегка наклонившись при этом в знак особого расположения. Учитель английского выглядел явно моложе своих лет, напоминая Альберту его самого едва ли не двадцатилетней давности. Он говорил по-русски уже без всякого акцента и тут же предложил гостю выпить по рюмочке за знакомство. Выпили они, естественно, не по одной, а по три. А потом хозяйка дома Марта Густавовна принесла кофе со сливками и ароматными домашними кексами к нему. В комнате Андрея, – а они очень быстро перешли с Альбертом на ты, – стоял аромат ромашки и зверобоя, пучки которых были развешены над книжными стеллажами.

– Убивают микробов и фильтруют воздух, – кивнул на высушенные травы учитель. Альберт похвалил, заметив, что тоже собирается увезти домой, в город, мешок с травами. Заговорили об интернате. Альберт из осторожности сказал, что хотел бы написать о пожарах в крае и о том, как образовательное учреждение, известное на всю область своим английским уклоном, готово к выживанию в столь неординарных условиях.

– Да как все, так и мы, – несколько смутившись от последнего, сказанного Альбертом, ответил Андрей. – Впрочем, бывают у нас тут кураторы из области, довольно часто, кстати. Причём, нередко приезжают довольно крупные шишки. Вот первый заместитель губернатора Аслан Гареев вчера приезжал. Говорят, с огнём учил бороться на берегу нашей речки. Разожгли мангал, приготовили мясо, а потом при помощи коньяка начали с ним бороться… Альберт на это только засмеялся, не зло в общем, хотя, конечно, тут же прикинул: «Англичанин» тоже, вроде как, не любит всей этой бодяги с американцами». Пользуясь нависшей паузой, прямо спросил:

– Если честно, Андрей, пожар пожаром, но меня более интересует, так сказать, ваша англо-саксонская кухня. Не нравится мне она и вам, я чувствую, тоже. Почему? Ты в значительной мере стоишь ближе к ней, к кухне этой, чем многие остальные, поскольку преподаёшь английский, видишь, как работают американцы, можешь оценить результаты этой работы…

– Ну, это не совсем так. Тесно с ними общаются только завуч по воспитательной работе и директор. Завуч, её Анна Соломоновна Липовецкая зовут, тоже, кстати, англо-немецкое отделение иняза окончила с красным дипломом, особенно близка с американскими коллегами. Собственно, она их и «пробила». Сначала в Америке была месяца два, наверное, – на стажировке, а через полгода после её приезда появились первые двое из Штатов. Тут и директор, Софья Петровна, подключилась. Она – математик, а соответственно и прозвище у неё – Софья Ковалевская, хотя, если честно, на великую математичку она абсолютно не походит.

– А у Соломоновны? – с нескрываемым интересом спросил Альберт.

– У неё мужское прозвище… Соломон.

– Хитра?

– А то! Будет десять минут говорить, а когда закончит, и не упомнишь ничего из того, что она говорила. И все с ней соглашаются, кроме меня да учителя труда. Впрочем, он весною утоп в лесном озере, якобы в пьяном виде…

– Андрей, а ты-то чего ж с американцами не очень? Ведь, если исходить из твоего рода деятельности, то…

– Да не получилось как-то, не срослось. Я, может, больше других не понимаю, чего они хотят. Я ведь тоже пару лет назад был в Штатах, занимался с американскими детьми и подростками, знакомил их с нашей культурой, но совсем не так, как это стали делать они здесь, у нас в интернате. Ведь это хамство какое-то, а не гуманитарное сотрудничество. Знаешь, закон Нипеля?