Алла Лазарева - Пределы и точки невозврата

Олег повернулся и увидел протискивающегося к нему мужчину в черном пуховике и с лицом, заросшей щетиной, в котором с трудом узнал своего старого школьного приятеля. – Я даже не сразу, – расплываясь в улыбке, сказал мужчина и радостно протянул ему руку для рукопожатия. Натужно Олег улыбнулся и пожал руку товарища. Хуже момента, чем этом было сложно придумать. Раньше, когда Олег приезжал в свой город, он не встречал практически никого, ему просто было неинтересно, он всегда был замкнутым, и особых друзей со школьных времен у него не было. Ну что ты, как неживой, как живешь? Куда едешь? Женат?! Как там Москва, стоит?! – снова заулыбался приятель, засыпав его вопросами.

Олегу было крайне неловко, он опешил, вдруг подумав, что это может услышать она, и испугался сам своего голоса, но быстро взял в себя в руки.

– Стоит, стоит, – быстро ответил он, сделав свой голос проще и тише. – Я в разводе, а ты как?

– Да вот, еду к жене, был на заработках. Я с тобой уже не первую остановку ему, все смотрю, смотрю: ты, не ты? – начал говорить он, рассказывая о своих делах. Олег остановился, люди стали выходить, и он инстинктивно оглянулся и увидел, что ее уже нет. Она вышла. Он увидел уже из окна, как удаляется ее фигура. Все та же стать, та же походка, осанка. Внутри защемило. – Да, что ты! – легонько хлопнул его по плечу приятель, – совсем еще не проснулся, эко вас там в Москве мучат! – рассмеялся он белым ртом. – Ты до конечной? Может, выйдем и по пивку, а?

– Нет, – тихо улыбнулся Олег. – Я спешу, меня уже ждут, – вежливо сказал он, желая поскорее остаться с самим собою наедине.

Они проболтали до следующей остановки. Приятель рассказывал о работе, жене, о том, что уже стоит дачу и немного осталось. «Помнишь Сашку? – вдруг спросил он. – Умер недавно, разбился на своей иномарке. Царствие ему небесное, – сказал быстро он, а потом продолжил как ни в чем не бывало рассказывать дальше».

Когда Олег вышел на остановке, помахав вслед уезжающему трамваю рукой, то почувствовал облегчение. Теперь ему не нужно было держать лицо и изображать из себя того, кем он не является. Он решил немного пройтись, чтобы освежить голову. Все это было как-то нелепо и грустно, и непонятно. И зачем она снова вот так, как мираж, появилась в его серой и суетливой жизни, неужели, чтобы исчезнуть опять? А, может, это судьба через нее пытается ему сообщить что-то важное, а он опять не может ее понять? – вставали вопросы в его голове, и снег скрипел под ногами. Олег шел до ближайшей остановки, чтобы снова сесть на тот же трамвай.

Было зябко, руки мерзли, по дороге проезжали автомобили, и Олег даже не пытался увернуться от брызг из-под колес. Он шел по дороге, уже не чувствуя тяжести сумки, которую нес в руке, потому что эта тяжесть меркла по сравнению с тяжестью обрушившегося на него понимания, что он ходит по кругу и никак не может его разорвать. Он думал о том, что скоро опять вернется в Москву, и снова среда затянет его, в этой столичной круговерти он снова забудет ее, и тогда зачем, для чего была эта встреча?

Все как сильно изменилось с тех пор, когда был он подростком: его одноклассники выросли, выучились, родили детей, отрастили щетины, сделали карьеры, некоторые уже развелись и на висках поседели, а некоторых уже нет в живых. Да, все изменилось с тех пор, но при этом как будто бы ничего не изменилось. Он остановился на остановке, растерянно вглядываясь в промозглую декабрьскую пустоту, наполненную маленькими искрящимися снежинками. Снежинки тихо как будто бы нехотя опускались на землю и таяли, коснувшись земли, а те, которые были близко к проезжей части, смешивались с грязью, которую давили отъезжающие автомобили.

«А вообще была ли она, эта женщина? – вдруг подумал он. – Или мне опять все показалось?».

– А мерчендайзера вашего кастрировать надо! – сказала громко Элеонора Васильевна, подойдя к кассе продуктового магазина. Она отвела глаза и подумала, правильно ли она произнесла это слово и не будут ли из-за этого смеяться на ней. Над ней не смеялись, скорее, недоумевали, зачем эта женщина в возрасте пришла выяснять отношенья к кассиру. Тем более, что одета Элеонора Васильевна была странно: на голове у нее была шелковая цветная косынка, тонкие губы густо накрашены ярко-красной помадой, особо выделялись на ее бледном лице зеленые тени, и довершали ее образ казавшаяся необъятною шуба и сапоги на высоких каблуках, на которых ей трудно было ходить. Все вместе это выглядело феерически и вызывало неловкую улыбку у окружающих, которую хотелось показать, как только она уйдет. Но Элеонора Васильевна не торопилась. Не для того она надела все лучшее сразу. Она думала, догадываются ли они, смотря на нее, что видят перед собой самого настоящего вора, а на воровство Элеонора Васильевна решилась осознанно.

Она выносила этот план, она его продумала до мелочей, родила, как рожают ребенка. Это был сознательный акт, на который ее толкнула нужда, но нет, не нужда в материальном смысле, а нужда в плане духовном. Для нее, оставшейся без мужа, который умер, и сына который женился и уехал подальше, больше нечем было порадовать себя, изменить свою жизнь к лучшему, внести в нее хоть капельку жизни. Воровство для нее было чем-то вроде акта свободы, безумия, желания показать себя и вырваться из тисков старости, когда уже ничего не происходит, и когда память постоянно поставляет ее, как медленную пытку воспоминания, унижающие ее достоинство. Она часто вспоминала, как на рынке ей однажды сказали: «Женщина отойдите, это дорого стоит, вы все ровно не будете брать». Это было больно, и это боль требовала выхода в самых причудливых формах. Вот она и решила украсть колбасу, дорогу, сухую, целую палку, в самом дорогом супермаркете, который могла найти недалеко от дома. Она хотела не просто украсть, а украсть мощно, с вызовом, и эта косметика на ее лице, а в обычной жизни Элеонора Васильевна почти не красилась, сияла на ней почти как боевая раскраска. Она вышла на воровство как бой со своею судьбой, которую не могла принять, а глаза продавцов и зевак сейчас смотрели на нее, похихикивая над ее внешней неадекватностью, и ничего не понимали.

Это идея о воровстве пришла к ней уже давно, где-то полгода назад, но уже после того, как умер муж, и ее проводили на пенсию. Она ходила по магазинам, приценялась, выбирала магазин, изучала товары, а главное, продумывала план, как украсть незаметно. Выбор пал на колбасу, такую Элеонора Васильевна раньше никогда не покупала, колбаса стоила дорога, тем более в таком дорогом магазине, как этот. Чтобы пронести ее незаметно, нужно было виртуозно оторвать наклейку со штрих-кодом и незаметно положить колбасу в сумку. Элеонора Васильевна тренировалась на дешевой колбасе, приносила ее домой и снимала с нее этикетку при помощи подручных средств. Руки у Элеоноры Васильевны были золотые, она была знатная рукодельница, все время что-то шила, перешивала, вязала и крючком и спицами, и теперь эти навыки ей пригодились.

Читать дальше