Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга вторая

– Ладно, Леонид Иванович. Рисуй распорки и два прибора в экспериментальный цех на доработку. Надо побеждать резонанс. Три месяца бьёмся. – Жарков поднялся. – Делай всё сам. И герметизацию закладывай сразу. Время сократим вдвое.

Жарков ушёл. Сугробин подвинул к себе чистые листы бумаги и начал набрасывать эскиз. Маленький титановый кубик лежал перед ним на столе. Общий объём по выступающим частям 500 кубических сантиметров. Пол – литра, скажет понимающий человек. Его выпускная стоимость на серийном заводе будет равняться стоимости автомобиля «Волга» и вдвое больше годовой зарплаты его ведущего создателя.

Курмышов, с неожиданно появившимся в его жизни самодеятельным скульптором, лепил монумент памяти погибшим солдатам в Шаранге. 48 48 Шаранга – рабочий посёлок, райцентр на северо востоке Нижегородскоё области. В эти годы по всей стране прокатилась волна строительства малых мемориальных памятников посвящённых ратному подвигу земляков. Кто поднял волну? Возможно, лёд стронул писатель Сергей Смирнов 49 49 Сергей Сергеевич Смирнов (1915 – 1976г.г.) – русский советский писатель, великий патриот. Автор знаменитой книги «Брестская крепость», затронувшей остатки совести даже у индюков.. На телевидение многие годы вёл телеальманах «Подвиг» , великий патриот земли русской, возбудивший в обществе великий стыд за безнравственное забытиё подвига миллионов безвестных героев, отстоявших отечество. Райцентры, посёлки, малые города, совхозы и колхозы повально воздвигали обелиски и скульптурные композиции по своим финансовым возможностям. Маститых и заслуженных скульпторов привлечь местные власти не могли. И были востребованы все, кто мог сделать фигуру солдата или отлить колонну обелиска из железобетона. Халтурщики были эти скульпторы почти поголовно. Но язык не поворачивается их осудить. Они на пустом месте поставили памятники и высекли имена бойцов, живших в этих селеньях, и ушедших отсюда навсегда. И у правнуков будет вздрагивать сердце от прочтения своей фамилии на камне, и не пропадёт желание сохранить памятник, а, может, и улучшить.

Шаранга была третьим местом, где Курмышов ставил памятник. И жил там с напарником целое лето, изредка звоня по телефону Метелиной. Ему было скучно, но н семью надо было содержать. В свободные от работы часы он сидел в запаснике районной библиотеки и просматривал неучтённые книги, не забывая прихватить редкий томик для себя. «Скучает Мишка, – говорила Метелина попавшемуся на остановке Сугробину, который только что появивился в городе после отпуска. – Всё ждёт, что кто—нибудь к нему заедет». «Ковры – самолёты из продажи изъяли», – вежливо откликнулся Сугробин. А через две недели он с компанией слушал байки Курмышова и Шарангские легенды в его исполнения.

Вернувшись из Крыма, Сугробин не обнаружил привычного ажиотажа. Половина сотрудников в подразделении были в отпусках

– За пять лет первый раз так привольно, – улыбаясь и потягиваясь, говорил Василий Суматохин на своём рабочем месте перед осциллографом. – Не к добру это, но приятно. Ухожу в отпуск вместе с семьёй.

– Может и мне догулять оставшиеся полтора месяца, – ответил Леонид. – Когда ещё всё сложится.

– У тебя ещё полтора месяца? Недурственно. У меня, конечно, тоже записки о ночных бдениях есть, но Емельяныч говорит, что я «Лауреат» и должен государству прощать. Так что до октября, и не «летай в Иваново».

В городе гастролировал театр русской драмы из Ташкента. Беззаботный Сугробин посмотрел незапоминающийся спектакль, отметив хорошо игравшую главную героиню, и покинул театр, позабыл про Ташкент. На другой день был выходной, и он снова выехал в центр. На Покровке в кондитерском магазине он увидел актрису, которую отметил во вчерашнем спектакле. Она покупала конфеты Сормовской фабрики.

– Приме нравятся сормовские конфеты? – сказал Леонид, оказавшийся с ней рядом.

Женщина повернулась и посмотрела на Сугробина. Он не ошибся в своей оценке издали в театре. Она была молода, может чуток за тридцать.

– Почему Вы назвали меня «примой»?

– Я видел Вас в театре вчерашним вечером.

– И как я Вам показалась?

– Издали Вы были хороши, а вблизи несравненно лучше.

– Кто Вас научил так рассыпать комплименты?

– Женщины, сударыня! Я люблю женщин. А что может им дать простой советский инженер, кроме красивых слов и искренней любви. Правда, я почти поэт.

– Поэт и инженер – это почти артист.

Они уже вышли из магазина и шли по театральной площади.

– Так мы стоим на одной планке. Разрешите подарить Вам вот эту прелестную розовую гвоздичку, – остановился Леонид на мгновение у цветочницы, и подал цветок актрисе. – «Но он актрису любил, ту, что любила цветы».

– Откуда ты такой безмятежно очарованный? В твоём возрасте надо водить за собой тройку детей от десяти до пяти, а не рассыпать комплименты незнакомкам.

– Бог не осчастливил меня детьми, сударыня. Он отдалил от меня трёх прекрасных женщин, которые меня любили. Но он оставил мне способность не проклинать женщин, а любить их. И я всегда один, и всегда не один. Вы же чувствуете, что уже со мной.

– У меня сейчас репетиция, а вечером спектакль. Так что, прощайте, – сказала актриса из Ташкента. Посмотрела на Сугробина повнимательней, и подала ему руку для пожатия. – Попробуйте подождать меня после спектакля на этом же месте.

«Надо только выучиться ждать. Надо быть спокойным и упрямым. Чтоб порой от жизни получать, радости скупые телеграммы», – повторял шальной Сугробин мелодию Александры Пахмутовой, распрощавшись ранним утром с примой. «Театр закончил гастроли и уезжает. Не ищи меня. Это веление судьбы, как „солнечный удар“ у Бунина», – были последние её слова. Он поцеловал её пальчики, и она исчезла.

Сугробин сидел в летнем кафе на Откосе и ел сосиски с шукрутом, любуясь всегда прекрасным видом Волги с десятками судов на рейде, бескрайними далями Заволжья. И думал совсем не об актрисе, с которой расстался утром, и запахи её духов ещё сопровождали его. Голова была наполнена радостью бытия и все рубцы и противоречия государственного устройства и наполненной лицемерием жизни, казались ему легко преодолимыми, стоит лишь ему и всем его друзьям, и всему его поколению вместе взяться за их преодоление. И рухнут навороченные искусственно преграды, и навсегда войдут в жизнь принципы, предначертанные создателем и лучшими умами человечества.

– Кому не пропасть, – услышал он сзади знакомый голос. К его столику подошли Макс Воскобойников с Пашей Шурановым. Оба с несвежими лицами, возбуждённо весёлые, они явно вышли на Сугробина после большого бодуна, закончивщегося под утро.

– Вот нам и четвёртый, – сказал Макс, усаживаясь рядом.