Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга вторая

Они сидели и обмывали повышение Сугробина на кромке высокого берега над Окой в парке под народным названием «Нижегородская Швейцария», скрытые от прогулочной дорожки густыми зарослями кустарников. За рекой до самого горизонта раскинулась заречная промышленная часть города. Корпуса автозавода были совсем рядом. Остальное перемежалось с жилыми кварталами и скрывалось в дымке до самой Стрелки, отделённой от них тремя мостами. Солнце с запада светило прямо в лицо и коньяк в стаканах переливался янтарным блеском. «За старшего матроса!» – сказал Сугробин. Зарплата старшего инженера в СКБ с премией равнялась его зарплате и тоже с премией как начальника КБ на заводе, и он был предварительно удовлетворён.

Рустайлин и Суматохин рассматривали список сотрудников на включение в состав кандидатов на звание лауреата премии имени Ленинского комсомола.

– Я написал всех, – сказал Василий Васильевич. – К сожалению, там два кандидата, которым по тридцать два. Это я и Владислав Андреевич. И тридцать будет весной Сугробину. Но если мы подадим заявку до весны, то Сугробин проходит.

– Ты тоже проходишь, как руководитель творческого коллектива. А Владислав не проходит. И от конструкторов достаточно одного человека.

– Тогда остаётся Леонид Иванович. Его можно записать замом руководителя творческого коллектива.

– Наши верхи могут не понять. Только пришёл и сразу в лауреаты.

– Но это он сделал конструкцию прибора. Макет никаких испытаний не выдержал. А образец, сделанный Сугробиным, всю механику и климатику прошёл без задоринки. Низы не поймут. Ко мне из КО начальник группы подходил и сказал, что если Владислава включат, а Сугробина нет, пойдёт в партком. Все в отделе видели, что всё сделал Сугробин. Да и мы с тобой это знаем.

– Ну, низы в нашей системе поговорят и ничего не сдвинут. Сошлёмся на критический возраст, пообещаем дать ему группу и перспективу на потом. Мужик он умный, шуметь не будет.

– Так-то так, – вздохнул Василий Васильевич, но тридцать лет ему больше не будет.

– Такова жизнь. Кисмет! – закончил беседу Емельяныч. – У каждого своя судьба. Звёзды не светят сегодня в его сторону. Перепечатай набело и убери этого молодого сексуального разбойника, – ткнул пальцем Емельяныч в фамилию Макса Воскобойникова в списке. – Жена здесь работает, так он ещё здесь же подружке её ребёнка заделал. А та сразу связь обнародовала. Может весь хороший коллектив зарубить. И список у Чирикова подпиши.

Сугробин не видел и не слышал закулисных разговоров о нём. Он был в Москве в роли художника. Управление к совещанию готовило выставку достижений и Чириков направил его «размешивать краски».

– Ты склонен порисовать. У нас художники заняты, и руководство попросило меня направить конструктора. Познакомишься с московским НИИ, с министерской гостиницей и с министерством. С тобой поедет референт главного со всеми бумагами. А ты поможешь, как можешь.

– Неудобно будет перед художниками, – возразил было Сугробин. Но Чириков сказал, что пусть начальству будет неудобно, а мы извозчики – куда скажут, туда и повернём.

– Ладно, – сказал Леонид. – Раз партия за всё в ответе, то нам всё нипочём.

– Ты аккуратнее с партией. Не ровён час – замажут.

– Так я газетный лозунг повторил.

– Лозунг можно по-разному рассмотреть, – буркнул Чириков.

Референт и Сугробин отметились в управлении на Большой Ордынке и отправились в гостиницу, располагавшуюся напротив сталинского высотника на Москве реке. Гостиница была явно не по министерству. В холле перед администратором собралась толпа приезжих человек в пятьдесят, и ждала до десяти вечера, не шумя и не раздражаясь. Они с референтом съели первый ужин в буфете, погуляли по окрестностям, купили пузырь на вечер.

– В командировке выпить по приезду как бы традиция, – пояснил референт Николай Васильевич, мужчина не первой молодости с значком «Заслуженный радист СССР» на лацкане пиджака.

– Почему не заселяют? – спросил Сугробин. – Время десятый час вечера. Расчётный час с двенадцати дня. Какого беса они нас мордуют. И никто не пикнет.

– Мы просто рано подошли.

– Так это предложение, чтобы народ знакомился с Москвой. Так декабрь на дворе. Холодно, сыро, неуютно. Бардак это, Николай Васильевич, – сказал Сугробин. – А я то думал, что в этом министерстве всё образцово. И гостиницу можно было бы получше построить при наличии таких денег.

– Ты Чехова читал?

– Было время.

– Есть рассказ у него про книгу предложений в станционном буфете. Так там на жалобу о плохой котлете была приписка: «Лопай, что дают!» Так и нам приходится брать то, что и как дают. А в прочем, как я думаю, – оговорился Николай Васильевич, – всем ведь ведал Берия. До пятьдесят третьего он не успел бытом заняться, а после него Хрущёв начал туалеты с ванной совмещать…

Мало знакомым говорить ни о чём не просто. Они сидели и молчали. Наконец, в половине одиннадцатого народ зашевелился.

– Пойдём поближе, а то определят ещё на десятый этаж, а это филиал в двух километрах отсюда, – сделал предложение Николай Васильевич.

Они придвинулись к стойке. Администратор начала называть фамилии руководителей предприятий, командированные из которых устраивались в первую очередь. Фамилии нашего директора названо не было.

– Как от …….ва? – спросил Николай Васильевич.

– Среди первых, – ответила администратор.

Коллеги протянули документы.

Художник рисовал эскиз со слов Николая Васильевича, который Сугробин должен был перенести на планшет. Художник был недоволен таким помощником, но рабочие руки есть руки.

– Ты представляешь, как крылатая ракета летит на цель, – спрашивал художника Николай Васильевич. – Вот слушай. Сначала она стартует в направлении объекта, который должна поразить. Корабль, например, который находится в трёхстах километрах от пусковой установки. И летит боевая сигара по прямой на небольшой высоте, копируя складки поверхности. Подлетая к цели и не обнаружив её по направлению полёта, она поворачивается налево до прямого угла. Не обнаружив цель, поворачивает направо. Цель в пределах ста восьмидесяти градусов обязательно находится. Ракета, невидимая локаторам, летит на цель. На критическом расстоянии поднимается вверх и пикирует на цель. Среагировать ни люди, ни техника не успевают. И всё это обеспечивает вот этот кубик (Николай Васильевич показывает фотографию).

– Понятно, – говорит художник. И Сугробину, – бери планшет и прочее. Перенесёшь эскиз в масштабе и раскрасишь.

– Как художник, я зарабатываю деньги уже второй раз, – подмигнул Сугробин Николаю Васильевич, вспомнив, как рисовал плакат в Забайкалье.

Через день прибыли два художника из Челябинска. Главный художник выставки повеселел и уже не смотрел хмуро на Леонида, подшучивал, давая ему очередное поручение. Челябинцы поселились в соседнем номере и в выходной день пошли в Третьяковку. Сугробин провёл весь день с ними. И это было его второе посещение знаменитого художественного музея. С художниками было просто, без напряга.