Алексей Дьяченко - Отличник

Василь Василич пригласил всех к себе. Устроили, если можно так сказать, своеобразный мальчишник. Ренат, по просьбе хозяина помогал готовить. Накрыли чудесный, царский стол. Была и водка, и вино, и закуска на любой вкус и тот самый замечательный плов, который так хорошо умел готовить Сабуров-старший.

Когда все уселись и угомонились, Василь Василич налил себе в бокал минеральной воды, встал и, волнуясь, сказал:

– Друзья мои! Милые, хорошие мои ребятки! Я полковник Министерства внутренних дел, полковник милиции, последнее время занимал генеральскую должность, со дня на день должен был получить звание и погоны генерал-майора, но заболел. Заболел, лег в госпиталь, а там началось. Сначала сказали, что у меня рак поджелудочной железы, затем передумали, сказали – рак желудка и после этих радостных в кавычках сообщений, извинились и сказали: «Компьютер у нас ошибся, у вас никакой не рак, а панкреатит, холецистит и еще что-то неопасное». Спасибо компьютеру за то, что исправился. Откуда же, думаю, у меня столько болезней, ведь мне всего сорок восемь лет? Неужели все от водки? Нет. От нервов, должно быть, от нервов. Жене тоже сорок восемь лет, но она со мной жить не хотела, подала на развод. Перед тем, как положили в госпиталь, она на суд не пошла, думала, умру, все ей останется. Сестру свою к себе прописала, боялась, что в дурдом ее отправлю. «У него же связи». По себе, наверное, судила. И чего только не выдумывала, чего только соседям не рассказывала. Говорила, что я ее ногой, обутой в сапог, бью по почкам, и не только ногой, и не только по почкам. В общем, понять ее можно, нужны же были для развода причины… Выписавшись из госпиталя, я две недели провалялся на диване. Затем еще недели две провел на кухне, сидя у окна. Жена со мной не разговаривала, даже не готовила. Кормила меня сестра ее. Друзья забыли, никто не пришел, не позвонил. Да и чего их винить, вел себя с ними перед госпиталем как последняя…. Как мерзавец. Посидел на кухне, поглазел в окно, решил, что надо потихоньку на улицу выходить, делать короткие прогулки. Все же, думаю, весна на дворе, не зима. Прогулялся для первого раза по дворику, посидел на скамейке у подъезда. Вроде ничего. Спал в ту ночь получше. На следующий день расхорохорился, сходил в магазин, купил продуктов. Для жены купил да для Даши, сестры ее. Сам-то я все не ел, не было аппетита. А потом пришли вы в мою жизнь, и совсем о смерти думать перестал. Помню, как в первый раз вас увидел, играющих в футбол. Сердце в груди так и зашлось. Словно предчувствовал, что через вас, через футбол к жизни нормальной вернусь. Помню, Леонид мне крикнул: «Иди, отец, встань в ворота». Я сначала ушам своим не поверил, настолько неожиданным показалось мне это предложение. Встал, значит, в ворота, стою. Дима подходит: «Ты, – говорит, – давай, Василий, не подведи. Стой так, чтобы ворота были на замке».

Не помню, чтобы я что-либо подобное говорил, но тут уж молчал и улыбался со всеми.

– И я старался, стоял, забыв и про время, и про болезнь. Соперники в той, в первой игре, были хлопцы горячие, – он добродушно посмотрел на Рената с Шамилем; Миши за столом не было. – Рвались к моим воротам, как Гитлер к Москве, хотели прорвать оборону, но я был на месте. Вы только не примите это все за хвастовство. Вспомни, Ренат, подтверди, в той игре, как встал я на ворота, вы только лишь два гола забили, а Дима с Леней вам шесть штук заколотили.

– Без тебя бы мы пропали, – поддержал Василь Василича Леонид.

– Так точно. И я бы без вас пропал. А с вами воскрес, прямо-таки крылья за спиной выросли. Ты ведь эти слова, Ленька, мне и тогда, после игры сказал. Я еще подумал о том, что давно не слышал таких добрых, а главное, искренних слов в свой адрес. На службе хвалили часто за дело и без дела, но все не так. Ведь вы мне, может, не поверите, но я тогда, после первой игры, впервые за десять лет, уснул без снотворного и спал спокойно, безмятежно, ощущая какую-то давно забытую радость. Запахи, как в детстве, стал ощущать, вкус к жизни вернулся, появился аппетит. А когда на Клязьму приехали, помните? Помните, играли ту бесконечную игру? Когда гоняли мяч чуть ли не до утра? Над нами звезды, под ногами скользкая, в росе трава, противник напирает. Виноват я перед вами, напропускал тогда бабочек. (Мы выиграли 13:12). Ноги скользят, ничего уже не вижу. За мячом кидаюсь наугад. И, конечно, не всегда угадывал. На что уж Дима выдержанный какой, и тот, помню, после очередного пропущенного мяча подошел и… Нет, не накричал, но сердито так сказал: «Ну что ж ты, Василич, нужно было просто руку подставить». Я тогда еще подумал: «Давненько тебя, Васька, не распекали, отвык краснеть и выслушивать подобные речи». Всю ночь переживал, на следующий день, с утра пораньше побежал в спортивный магазин, купил себе бутсы, чтобы на траве ноги не скользили. И еще купил вратарские прорезиненные перчатки. Прелесть, что за вещь. Помогли мне очень, надо было раньше приобрести. Как говорится, пока гром не грянет…. О чем я? Да. Ноги скользили, переживал. А вот у Миши, у того не скользили, он все игры в своих сандалиях пробегал. Жаль, что его нет сегодня с нами. Золото, а не парень. У него же, как вы знаете, одного глаза нет. Это в его-то семнадцать. А как играл, как заразительно смеялся. Вот всем нам пример человеческого мужества. Я на него глядя, много о чем таком, знаете.., стал задумываться. Ведь я раньше как жил? Плохо жил. Напивался, как свинья, развратничал. Голова была забита дурными мыслями. Нечистоплотными, скажем так, намерениями. Матерился почем зря. Денежки очень любил, желал их иметь как можно больше. А зачем? Все из-за боязни «черного дня», нечаянной нищеты. А сказали, что рак, думаю, на что они мне? Все суетился, все занят был не тем. Подарки очень уж любил. Любил присваивать чужое. А какой был вспыльчивый! Крик, матерщина, – вот это и было нормальным обращением с сослуживцами. Утешал себя, дескать, иначе с ними и нельзя. Не поймут, не послушаются. И, конечно, ленился добро людям делать. Я имею в виду те добрые дела, сделать которые мне ничего не стоило. Отговаривался тем, что они сами собой сделаются. Ну, например, сотруднику, потерявшему ногу на службе, насчет хорошего протеза похлопотать, или замолвить словечко насчет нуждающегося в жилплощади. Все это откладывал в долгий ящик. Ожесточен был на весь род людской, все искал чинов, славы. Это было смыслом жизни. Да и теперь, каюсь, все еще отказаться от этого не могу. Кажется мне это очень важным. Хотя вчера еще стоял одной ногой в могиле. Вот человек, поди, пойми его. Тут в жизни моей, кроме знакомства с вами, произошли еще кое-какие приятные перемены. С женой своей я официально развелся и записался с сестрой ее. Вроде понимаем друг друга, симпатия есть обоюдная. Говорю ей: «Прости, Даша, хотел стать генералом, но не смог». А она: «Ты для меня, Василек, самый наиглавнейший маршал». Слыхали?