Валерия Горбачева - Сапфировый волк

Мальская долина встречает нас неожиданно сильным ветром. Мы стоим на вершине высокого холма, одного из многих, что скрывают ее от случайных глаз. Подобно Кругосветным Горам из сказки, они окружают долину, в центре которой стоит небольшой древний монастырь. Его можно увидеть, только взобравшись на вершину холма и подойдя к самому его краю. Мы на вершине. Мы на краю. Вокруг все так же красиво, ярко, но солнечный теплый день как будто исчезает, уходит, подгоняемый внезапно налетевшим холодным дыханием. Мы замолкаем, застегивая куртки и плащи. И уже не слышно шуток, все какие-то притихшие. Какой-то вопрос крутится у меня в голове, но я никак не могу его сформулировать. Кажется, что вот-вот, еще совсем немного и я пойму, что это, но логическая нить опять ускользает. Я вижу, как Катерина что-то рассказывает, показывая рукой на дальние холмы, поросшие тонкими белоствольными деревцами. Но я не слышу ее, все заглушает шум ветра и сильно отвлекает ускользающая мысль в моей голове. Но вот мы спускаемся в долину. Несколько шагов по крутому спуску – и ветра больше нет, как будто переходишь невидимую границу, отделяющую большой неприветливый мир от уютной сказочной долины, где все тихо и прекрасно, где даже осень похожа на лето, только красок побольше, да гнезда аистов уже пусты. И снова нам становится весело и смешно. Погоди, осень, не налетай так внезапно. Есть еще время погреться на солнышке, есть еще беззаботность и легкость в словах и жестах, есть еще время…

Удивительный это был день. Такой яркий и такой насыщенный впечатлениями, наполненный солнцем и прозрачным воздухом, пронизанный древними легендами Мальского монастыря и милыми шутками сегодняшнего дня. Вечером лежа в кровати, я все вспоминаю и вспоминаю детали ушедшего дня. Хороший день. Удивительно хороший день. Мои глаза слипаются, я хочу спать. Но тревога, ушедшая с первыми утренними лучами солнца и уже, казалось бы, забытая, вдруг взрывается во мне снова с еще большей силой. Я резко открываю глаза. Темно.

Постепенно привыкая к темноте и различая неясные очертания находящихся вокруг меня предметов, я чувствую, как ужас холодной волной накрывает меня. Я в самолете. В упавшем самолете. Мысли беспорядочно мечутся, перебиваемые обрывками воспоминаний, какими-то яркими и бессмысленно красивыми картинками, всплывающими в памяти независимо от моего желания. Усилием воли я стараюсь упорядочить поток всей этой чехарды, но у меня ничего не получается. Более того, я чувствую, как леденеют ноги и кончики пальцев на руках. Удушливый холод распространяется откуда-то из глубин мозга. Каким-то отдельным, отстраненным кусочком своего сознания я отмечаю несоответствие своих ощущений: холод, идущий от головы начинается с ног. Это паника. Я осознаю это внезапно, как будто кто-то произнес ужасные слова вслух четко и внятно, как плохо слышащему или слабоумному. Я не слабоумная. От обиды мозг начинает работать четко, по привычке придумывая с ходу какие-нибудь (все равно какие!) объяснения происходящему. Я сплю, и мне все это снится. Сон мне не нравится, сейчас я ущипну себя и проснусь. Сейчас. С трудом вытаскивая руку из-под чего-то мягкого, но очень тяжелого, я сильно впиваюсь ногтями в свое плечо. Больно. Очень больно. Значит это не сон. Увы! Ладно, тогда это… опять холод. Он поднимается все выше. Спокойно, спокойно. Нужно попробовать встать. Сосредоточившись на этой цели, я перестаю придумывать объяснения происходящему, и только где-то далеко вскользь промелькнуло мимолетное сожаление «а какой был день!».

То ли глаза мои привыкли к темноте, то ли светлеет, но я уже четко вижу все вокруг. И от того, что я вижу, меня снова охватывает ужас. Нет, теперь это не паника, не отчаяние, а именно ужас. Разрушенный покореженный разорванный самолет, вывороченные кресла, свисающие обрывки каких-то лент, проводов, лохмотья тканей и каких-то незнакомых материалов. И тела. Неправдоподобно мертвые тела. Их много. Слишком много. Как в кошмарном сне или голливудском боевике. Выбраться, нужно скорее выбраться отсюда. И я начинаю движение. Мне кажется, что я должна бежать быстро, но это почему-то не так. Я продвигаюсь по разоренному самолету медленно, плавно, и как будто бы осторожно, но, тем не менее, постоянно натыкаюсь на какие-то предметы, перевернутые кресла, расстегнутые сумки. Наступаю на одеяла, куртки, пакеты и стекла. Я стараюсь не смотреть по сторонам, но все равно боковым, задним, внутренним зрением я вижу мертвые тела. Много мертвых тел. Меня удивляет, что мало крови. Это мое удивление приводит меня в некоторое замешательство. Я как будто смотрю фильм. Ведь находясь по другую сторону экрана можно критиковать, удивляться и так легко отмечать неправдоподобность увиденных кадров. Может, я все-таки сплю? На этой конструктивной и довольно оптимистической мысли я наконец вываливаюсь из самолета, и в лицо мне ударяет свежий воздух. Воздух, наполненный запахами незнакомых трав, ароматом чужих цветов и немного отдающий гарью. Интересно, во сне запахи чувствуются? Опустившись на землю, я пытаюсь сосредоточиться, но у меня ничего не выходит. Мысли опять скачут, в голове крутится дурацкий вопрос о запахах, сменяющийся яркими картинками из далекой теплой осени. Голова кружится, к горлу подкатывает тошнота. Наваливается тяжелое чувство приближающегося безумия. Страх, отчаяние, беспомощность и как выход из всего этого – слезы. Безудержные, горячие, сумасшедшие… и спасающие от сумасшествия.

Я не знаю, сколько времени прошло, но слезы все-таки закончились. Конечно, не вдруг, и не сразу, какое-то время я еще всхлипываю, и тру глаза рукой, но как говорится «все проходит, и это пройдет». Вообще-то я замечала и раньше, что эта известная, банальная до оскомины фраза, помогает мне как заклинание. Как только она непроизвольно всплывает в моей памяти, тут же силы возвращаются ко мне. Не знаю, на других это может и не действует, но в себе я уверена. Это моя молитва. Итак, все проходит, и слезы прошли, но что делать дальше? Честно говоря, я знаю, что должна делать, но что-то детское или женское во мне противится этому моему знанию. Я не хочу возвращаться в самолет. Я знаю, что должна посмотреть, может быть, там есть раненые, и им нужна моя помощь, а даже если и нет, все равно, я должна туда пойти – посмотреть еду, воду, мобильные телефоны… хотя какие к черту телефоны, здесь наверняка нет – как это называется? – а, кажется, зона покрытия. Здесь нет зоны покрытия. Боже мой, как мне сейчас не хватает рядом моего мужа! Там, в другой жизни, мне все время казалось, что я сама принимаю все решения, а он только одобряет и помогает мне. Оказывается, что без него я не могу ничего решить. Ну, решить, положим, смогу, а вот сделать… Ты должна, малышка. Эти слова он всегда говорит мне, когда я сомневаюсь или боюсь или не хочу. Глубоко вздохнув, я встаю. В голове крутится какой-то вопрос. Он мешает мне, я не могу понять и сформулировать его и пытаюсь отвлечься, оглядываясь вокруг. Незнакомый, чужой лес окружает меня. Диковинные деревья, экзотические лианы, какие-то чужие кусты. Кажется, это называется не лес, это называется джунгли. Где я? Интересно, этот вопрос крутился в моей голове? – нет, не этот, что-то другое. По большому счету мне все равно где я. Надо идти в самолет.