Руслан Галеев - Дезертиры Иводзимы

Нина отвечала за программное отключение сетевой инфраструктуры Иво – ее нейросети. Это Давид и называл – «петь колыбельную». Босс их департамента, Мордекай Леви, человек, не отличающийся склонностью к церемониям, называл этот процесс иначе. Эвтаназией. Когда Нина закончит, Иводзима превратится в мертвый кусок железа, пластиков и армирующих сплавов, плавающий в космосе. Последним штрихом станет отключение Синдзюку – искусственного солнца.

Но сегодня ей не работалось. «Колыбельная» замерла на одной ноте где-то в недрах промзоны третьего уровне. Нина следила за Барабаном. Если долго-долго сидеть так, не отрывая глаз от гигантского ассемблера, можно заметить, как он медленно вращается. На самом деле все было с точностью наоборот – это Иво вращалась вокруг Барабана и питающегося его энергоресурсами Синдзюку. Если бы проект перестройки Иводзимы завершили, искусственное солнце отделилось бы от ассемблера, перейдя на самообеспечение, а Барабан превратился в ядро рукотворной планеты. Но этого уже никогда не случится. По-крайней мере, не здесь.

Нина вздохнула и отключила консоль. Обычно не склонная к прокрастинации, сегодня она ничего не могла с собой поделать. Вчера, после смены, они слегка перебрали с ребятами, и, хотя похмелья как такового Нина не ощущала, мозг упорно отказывался генерить команды.

Нина встала, сделала несколько ленивых асан на скручивание из йоги Айенгара, пару секунд помучалась сомнениями, не взбодрить ли себя полноценной разминкой, и окончательно поняла, что быть бодрой не хочется совершенно. Хочется сидеть без дела и наблюдать за вращением Барабана в небе Иводзимы.

Взяла из холодильника безвкусный коктейль из злаков (правильное питание и йога при сидячей работе давали хоть какую-то гарантию, что она не превратиться в окаменевшее бревно с непомерно разросшейся задницей), и, скребя ножками стула адски дорогой паркет, перебиралась на балкон.

Интересно, думала Нина, глотая пресную жижу перемолотых злаков, ведь если бы проект перестройки Иво не забросили, рано или поздно здесь появился бы техник, вроде неё. Корабль, превращенный в каркас новой планеты, так или иначе пришлось бы усыпить. Но в этом не было бы мотива убийства, эвтаназии. Наоборот, отключение превратилось бы в акт приемственности жизни. Хотя, технически, работа была бы та же самая.

– Опять глотаешь блюграсс?

Нина перегнулась через перила и увидела загорающего этажом ниже Давида. Похоже, прокрастинация приобретала масштабы эпидемии.

– Похмелье? – спросил Давид, салютуя банкой куриного бульона.

– Только здесь, – Нина постучала себя пальцем по виску.

– Болит?

– Нет. До хрена думает о ерунде.

– Хреново, – конспирировал Давид, откидываясь в шезлонге.

Вопрос ни в том, что делает человек, подумала Нина, вытягивая ноги в сторону полуразобранной инженерными дронами станции монорельса. А в том, какие у его действий последствия. Одна и та же работа способна порождать как к жизни, так и к могильную тишину. И не настоящее, а будущее определяет суть поступков.

– Driving home for Christmas. I can’t wait to see those faces, – фальшиво мычал внизу Давид. —

I’m driving home for Christmas. Well I’m moving down that line 3 3 Популярная песня Криса Ри с альбома New Light Through Old Windows 1988 года. Перепета многими исполнителями, со временем превратилась в один из рождественских хитов. .

До Рождества оставалось ещё долгих три недели. Но за день до него Нина обязана была закончить свою работу.

Жила-была где-то в глухой, богом забытой провинции девочка по имени Кения. В большом мире о ней никто не знал, и судьба её была предопределена: выйти замуж за фермера, нарожать ему кучу детей и тихо состариться под музыку кантри, глядя, как солнце садится за кукурузным полем. Но однажды девочка Кения взяла в руку гитару, написал десять песен, выложила их в консольную сеть, и попутала к такой-то матери все берега, сразу, окончательно и бесповоротно.

– Где я ей пророщенную пшеницу откопаю, – рычал Малик, читая райдер новоявленной звезды кантри-сцены. – Она, вообще, понимает, что мы живём внутри охренительно большого камня. Это же, мать вашу, не аграрная планета, это долбанный астероид в злотраханном поясе астероидов!

Эти собрания назывались «Сказками о потерянном времени». За глаза, конечно. Время от времени Малик собирал руководителей подразделений и орал на них по произвольному поводу. Они собирались в президентском кабинете, рассаживались вокруг стола и терпели оскорбления, повышенные децибелы и сам факт потери времени. Похожий на обученный сквернословию дирижабль, Малик метался из угла в угол и орал. Всего-то и нужно было – полчаса терпения, и можно возвращаться к своим делам, которые делались изо дня в день, невзирая на то, кричали на работников «Стоун Фан Резиденс», или не кричали. Обычная корпоративная практика. Иногда, чтобы молчание не затягивалось, следовало вносить предложения.

– Можно заказать у Бишопа, – предложила Фиби, массируя натертую очками переносицу.

– Какой, на хрен, Бишоп? – вращал глазами Малик. – Он соки производит, нет? Причём тут его свежевытраханные соки, мать его?

– Ну, он же достал апельсины для «Весёлых проказников».

– Господи, зачем я набрал в свою команду идиотов? Бишоп делает свои гребанные соки из этих долбанных апельсинов? Ты хоть раз пила сок из пророщенной пшеницы? Хрен с ним, просто из пшеницы? Хоть раз?

– Ну… пожалуй, нет.

– Да что ты? И я нет! Да, фак май брайнс, братцы! Кто вообще решил пригласить сюда эту тупую толстожопую фермершу?

В кабинете повисла недобрая тишина. Эта была тишина из тех, которые не следовало нарушать.

– Как бы… насчёт приглашения… – неуверенно начал Ченнинг, который еще не успел постигнуть все тонкости локальной корпоративной этики «СФР».

– Ну?!

– Это вы решили ее пригласить.

Ченнинг был новичком. Новички опускают ошибки.

– Месяц назад, когда альбом Кении занял первое место в чартах консольной сети, вы сказали, что было бы круто заполучить её на Рождественскую вечеринку… Вот мы и…

Малик недобро, исподлобья посмотрел на Ченнинга, но тот стеснительно изучал царапины на пластике стола и взгляда этого не заметил.

– А что ещё я сказал? – исполненным сарказма голосом уточнил Малик.

– Вы… как бы… сказали, что у неё потрясающая задница… Ну, вы не так выразились, другими словами, но общий смысл…

– Ах, да. Общий смысл. Ну, разумеется.

Малик смотрел на Ченнинга улыбаясь, или это был оскал, трудно сказать. Старожилы «СФР», не меняя положения тел, вообще не двигаясь, загадочным образом умудрились переместиться в пространстве, оставив новичка в одиночестве. Видимо, чтобы не забрызгало дорогие костюмы, когда Малик перестанет изображать заинтересованную анаконду и приступит непосредственно к процессу удушения с многочисленными переломами шейных позвонков, лопнувшими яремными венами и прочими неаппетитными подробностями.