Борис Георгиев - Инварианты Яна

– Все они здесь такие. Учёные к тому же. Физики. Математики. Ориентировок не дали, но кое-какие данные по объекту… Этот институт… Чезаре!

Командир нервничал. Сначала номеру четвёртому показалось, что ведётся артподготовка и за ней последует начальственный пистон, но папаша Род говорил всё громче, а имя вообще выкрикнул. «Что такое?» – удивился Рокка. С места не двинулся. Чего дёргаться, если у тронутых русских физиков и математиков обычно разряжены пистолеты? Его заинтересовал экран монитора. Там тоже валялась в луже крови пятнистая тушка, а рядом похаживало жуткое синее чучело в бронекостюме и с автоматом в руках.

– Такой ночью приснится – топором не отмашешься, – шепнул номер четвёртый, проникатель, протянул руку нажать клавишу, но тут в уши ему ввинтился нечеловеческий визг. «Это оттуда, с территории», – понял он.

– Стоять! Стой, стреляю! – заорал папаша Род. Чезаре подскочил и кинулся на подмогу.

***

Инна Гладких нетерпеливо пристукивала каблучками, прохаживаясь по усыпанной хвоей площадке у входа в корпус Галилео. Поглядывала на перевитую плющом арку Дираковой лестницы, посматривала на рыжие пятна сосновой коры и нависшие игольчатые лапы, подсвистывала дроздам-пересмешникам.

«Опаздывает Света», – подумала она и наподдала носком туфли по завалявшейся шишке. В нижнюю ступень лестницы не попала (недолёт), но кое-чего всё-таки добилась – из самшитовых зарослей фурией выскочила чёрная кошка.

– Арнольда! – позвала Инна.

Нервная животинка на миг застыла, после в два прыжка пересекла узкую лестницу, скрылась с глаз.

«Жрать вечером не дам паршивице», – мстительно пообещала девушка и немедленно об этом забыла. Легко на душе, весна! Солнечные зайцы на розовых стенах! Андрюша сегодня что сказал!.. «Ах, Инка, кошка ты, кошка», – Она укоризненно покивала, запрокинула голову, обхватила плечи руками, чтоб не улететь от счастья ко всем чертям. Туда, где сквозило в мохнатых хвойных кучах солнце.

Всё бы здорово, но сидит в сердце раздвоенной сосновой иголкой мерзость. «Какой всё-таки Ян свин, да и вообще все они хороши», – уголки губ сами собой поползли книзу, опустились руки. Инна снова глянула на лестницу. «Вот она, старушенция, приковыляла. Свет Васильевна. И опять во всё белое вырядилась».

Невысокого роста темноволосая женщина спускалась небыстро: лестница узка и крута, за что прозвана лестницей Дирака. Если не смотреть под ноги, недолго шею свернуть. И длинная же! От террасы замка Мирамаре, от самой верхней площадки, мимо корпуса Энрико Ферми к площадке у корпуса Галилео тянется аккуратно, уступами. Спускалась по ней весенним вечером, мая двадцать шестого числа Берсеньева Светлана Васильевна. С головою опущенной долу она аккуратно ступала; не из боязни упасть, а просто на душе тяжело, гирею давит беда, не сбросить. Бессильна. Кому весна, а кому и ночь без сна.

– Однако и копуша же вы, Светлана Васильевна, – упрёком встретила её Инна Гладких. В ответ получила улыбку весьма невесёлую, потому что в ушах у Светланы Васильевны отдалось: «Одна» – остального она не расслышала вовсе.

– Да вот, бродила в розарии, некому было напомнить, – виновато ответила Света, добавив про себя: «Потому что одна».

Она окинула взглядом гибкую, в стилизованном под матросский костюм платье, гладенькую фигурку мисс Гладких. Поджала губы, прогнала нехорошие мысли.

– Скорее, Света, пропустим автобус.

Берсеньевой хотелось брякнуть наперекор: нечего страдать по сбежавшему автобусу, за ним обязательно будет следующий, но слова застряли в горле комом. Она молча дала увести себя под локоть.

Инна щебетала не хуже дрозда, тащила Светлану Васильевну по затенённой аллее, клонила к плечу кругловатое, как у индианки, личико, косых взглядов не замечала. «Индианка Инна истинная Инь, – думалось Свете. – А где Инь там и Ян». Снова пришлось сдержать гнев. «Душно. Не со зла ли я так…»

– Что вы говорите, Света? Азалия?

Инна критически осмотрела встрёпанный шар азалии, подобравшийся к самой дороге, согласилась:

– Да, в этом году, и вправду, зацвела раньше.

– Нет. Я спрашиваю, сказала ли я, что ничего пока не выходит хорошего с вашими частотными коэффициентами?

– Сказали-сказали, – погрустнев, молвила младший научный сотрудник Инна Гладких. Локоть Светы выпустила, губки надула и целых десять шагов шла, изображая обиженного ребёнка.

«Она ни в чём не виновата!» – подумала Берсеньева. Хотела выдумать что-нибудь утешительное. Не понадобилось. Мадемуазель Гладких внезапно изменила траекторию, опять вцепилась в локоть и стала улещивать.

– Ну, Светочка, ну вы ещё попробуйте, а? Я завтра утром дам поправочную характеристику. Может, нужно пока исключить особые точки? Может, в них дело? Я всё исправлю, вы только…

– Поздно.

– То есть как это поздно? – изумилась Инна, умерив льстивый тон. Продолжила и вовсе резковато:

– Ничего не поздно. Вот и Ян Алексеевич сам показал мне, что особые точки многообразия… Э-э… То есть что я говорю? Хотела сказать, особые точки орбиобразия…

«Ян ей всё самолично показал. Его Безобразнейшее Орбиобразие Ян. С особенностями». Снова тёмный прилив. Света вонзила в ладонь ногти и прикусила губу.

Инна всё лезла с пояснениями:

– И сказал ещё, что инварианты его тензора в окрестностях особых точек…

Берсеньевой хотелось рычать. Вместо этого она улыбнулась так мило, как смогла и сказала:

– Инночка, я вовсе не о тензоре Яна говорю и не о ваших с ним проблемах. Мы на автобус опоздали.

– То есть как это опоздали? Мне обязательно надо… Не может быть! Всего-то двадцать минут шестого! Не бывает, чтобы автобус раньше!

– Бывает. Вон там я только что видела его, на повороте.

До проходной оставалось метров двести, никак не меньше.

Света прислушалась. Странный звук, как будто молотком провели по радиатору отопления.

– Так пойдёмте же быстрее! – Инна потащила Берсеньеву за собой. – Сегодня в будке Иваныч, если нас увидит, обязательно попросит водителя… Кто это там у него?

Возле сторожки черноголовая фигура в диковинном костюме. Карабинер? С крыльца спустился и, нелепо выставил автомат. Прошёлся к одному углу, потом к другому. Вот и ещё один – у входа.

– Инна, погоди, там что-то не то.

Госпожа Гладких не слушала, тянула, как собака на поводке. А в сторожке было худо. Через открытую дверь видно – на полу кто-то в пятнистом комбинезоне.

– Иваныч?! – громким шёпотом проговорила Инна.

– Туда нельзя, – предостерегла Берсеньева, борясь с нехорошим предчувствием. «Если это то, о чём говорил Ян, нам теперь никуда нельзя. Эти не шутят».

Тот синий, который осматривался, вошёл внутрь.

«Надо вернуться, предупредить всех, – думала Света. – Глупая девчонка туда рвётся. Чего ей так приспичило в город? Эти могут и пристрелить. Охранника уже».