Анжела Конн - Греческая рапсодия

– Ты пойми, злился старший брат, – долгие десятилетия Союз стоял поперёк горла американцам; они только и мечтали увидеть его кончину. Но сначала они пытались захватить страну руками Гитлера… Не получилось! – он продемонстрировал фигуру из трёх пальцев.

Воспользовавшись паузой Ян вставил:

– А я убеждён – это дело рук чиновников-бюрократов… Брат кипятился:

– Да ты вспомни годы холодной войны… Всё было неспроста. Когда поняли, что не так легко свалить Союз, решили путём длительных мероприятий подобраться… Ждали, чтобы главный пост в стране занял человек лояльный к Америке…

– Зачем же им ждать такого человека, когда внутри их было до чёртиков, – парировал Ян.

– Доходы армии чиновников к тому времени достигли своего максимума, вот и решили развалить одно государство, чтобы возникло пятнадцать. Для прокорма этих паразитов потребовалось не менее чем пятнадцатикратное увеличение налогов. О народе как не думали, так и не думают. – Они по-прежнему у руля, а народ где?

Алекс стоял на своём:

– Если бы не деятель с отметиной на лбу со своей «перестройкой,» американцам не видать лелеемой мечты. Он, гад, разрушил страну изнутри своими «реформами»…

Они так расходились, что на шум прибегали жёны, стараясь их усмирить. Подобные споры возникали часто, но оба сходились в одном: республики кроме нищеты ничего не обрели – обещанная демократия пока махала крылом где-то вдалеке…

Вначале эйфория от непонятной по притягательности независимости вскружила всем головы, какое-то время люди не осознавали, чем это может закончиться для них. А когда стали закрываться заводы, фабрики, работников увольняли отовсюду – промышленность и экономика разваливались как домики из песка – все очнулись, прозрели и поняли: с ними обошлись жестоко. От кого независимость, от чего? Без работы, зарплаты, еды, медицинской помощи, образования – хороша независимость…

Повсеместное разрушение происходило у них на глазах. С поразительной быстротой. В Тбилиси – нищета и разгул преступности. Завод, на котором трудился Алекс закрылся, в том числе из-за отсутствия сырья, поставляемого из других республик. Стоматологическая клиника, где практиковал Ян, почти не функционировала – государство отныне не в состоянии оплачивать ни медицинские услуги своим гражданам, ни труд работников. Во всех сферах жизнедеятельности наступил полный раздрай. Над самой жизнью нависла угроза.

Однажды вечером, за ужином, Кир объявил о своём отъезде. Зина от неожиданности поперхнулась:

– Кир, ты серьёзно?

– Да, мама, надо ехать, скоро детям нечего будет кушать…

– Но что ты там будешь делать? Её круглые глаза ещё больше округлились. Натруженные руки со сплетёнными пальцами замерли на животе, как две большие птицы.

– Пока не знаю. Люди уезжают, кто куда. Поеду в Москву, большой город, может что подвернётся… Найду работу – хорошо, нет – что-нибудь придумаю…

Янис и Алекс напряглись. Они с детства привыкли смотреть на старшего брата как на вожака, с чьим словом следует считаться и знали, если он что решил, лучше молча соглашаться. С другой стороны, сами прекрасно понимали, что-то следует предпринять. Негоже сидеть сложа руки, семья большая.

Из троих именно Кир обладал деловой хваткой и практической сметливостью. Выросший на улице среди сорванцов, часто устраивающих потасовки, наукой управлять дворовыми ссорами и следующего за ними в обязательном порядке примирением овладел блестяще. Его становление происходило на глазах у братьев. Несмотря на отсутствие образования, он со смелостью, которой обладал с детства, мог подать и реализовать идею выхода из ситуации. Поэтому не стали отговаривать или спорить, проблема слишком очевидна. Ян рискнул спросить: «Меня заберёшь с собой?»

– Нет. Посмотрю что и как… Там видно будет. У вас и здесь забот хватит. Маму берегите, хватит ей работать…

– Нет, Кир, вот это нет, – решительно возразила Зина. Вот это не надо! – голос её зазвенел, запротестовал. Эта женщина всю жизнь вкалывала, стараясь вырастить детей порядочными людьми. Работа, в свою очередь, держит её в напряжении и тонусе, не даёт расслабиться, хотя во возрасту давно пора на отдых. Но какой отдых в такое суетное время… И дети это понимали и старались не давить, только иногда вежливо напоминали стареющей матери, что они у неё есть.

– Хорошо, ма, как хочешь, – согласился сын, – за детьми смотрите. – Он бросил внимательный взгляд на свою жену, потом на жену Алекса, а Медее просто подмигнул.

Приняв решение уехать знал, что сделает всё, чтобы семья была с ним, так как чувствовал ответственность за них. Эта ответственность вошла в его плоть и кровь после смерти отца, когда он вдруг почувствовал себя мужчиной, главой семьи.

– Давайте выпьем, пожелайте мне удачи, – произнёс, разливая терпкое красное вино по бокалам. После ужина братья обсуждали детали поездки.

Женщины разошлись по своим спальням, скрывая печаль в глазах. Кто мог подумать, чем обернётся пресловутая перестройка, а с нею ускорение и гласность?

Гуляя Ян оказался у парка, перед входом которого группа молодых людей митинговала, размахивая плакатами. Немного послушав выступающих, он продолжил путь. Всё повторяется, всё повторяется… Теперь здесь… А как хорошо было вначале. После разрушенной, разоренной Грузии Греция показалась им раем, как когда-то их родина. Грузия – одна из красивейших республик бывшего Союза с достойным уровнем жизни, с работой для каждого. Отлынивающих от труда днём с огнём сыскать, да и тунеядство в советское время – неслыханное дело…

К жене в больницу он приехал вечером. Медея не спала.

– Я уж думала вы забыли обо мне, – пошутила, пытаясь улыбнуться.

– Нет, милая, мы с тобой, – поцелуем успокоил жену, вглядываясь в глаза, – как ты, чуть-чуть пришла в себя?

– Чуть-чуть – да, но слабость…

– Терпи, всё пройдет, ты же знаешь…

– Да, наверное.

– Сил наберешься, обо всём забудешь…

– Твоими устами мёд бы пить… она улыбнулась как-то неуверенно.

Янис вздохнул незаметно для жены. Поцеловал, провел c нежностью рукой по волосам.

– Тебе надо выспаться, завтра придем все. – В кармане его пиджака зазвонил телефон… Кир.

– Я сейчас выхожу от Деи, перезвоню, – ответил Ян. Он наклонился к жене, поцеловал ещё разок, шутливо подмигнул – не шали, жди нас.

– Буду ждать, приходите, – так же в тон произнесла она, – всем привет. Женщина проводила мужа взглядом от которого, если бы он заметил – содрогнулся. И никуда б не ушёл… Глубокая печаль, превратившая её красивые серые глаза в два бездонных омута, сверкнула в последний миг перед тем, как она прикрыла веки.

Он позвал сестру, оставившую супругов одних, попрощался и вышел. Настроение его улучшилось. Янис мечтал об одном, чтобы Дея поправилась. Всё остальное у него есть – работа, дети, друзья, понимание…