Василий Лягоскин - Миллиарды для России. Первая книга о Серой Мышке

Поэтому она, уже разгибаясь с тяжелой сумкой в руке, взмахнула другой – внешне неуклюже. По крайней мере так восприняли ее движение дружки Лехи. Сам Леха стоял вплотную к Павлюченко и ее движения даже не заметил. Пальцы, такие обыкновенные на взгляд, но на самом деле тренированные и чувствительные, быстро пробежались по грубому коричневому кожезаменителю Лехиной турецкой куртки.

В следующее мгновение она уже отступила, нарочито согнувшись под тяжестью куртки. Отступила с испуганной и недоумевающей улыбкой на губах. Причем если испуг был наигранным, то недоумение поселилось не только на лице, но и внутри. Потому что опытная рука, скользнувшая по твердому металлу, нагретому под курткой – так, что накачанная Лехина плоть не ощутила ничего – определила почти невозможное. Невозможное для этого такого обычного перрона с толпой, поджидающей самую обычную электричку. Под курткой прятался не менее надежный и опасный, чем Калашников, но мало кому известный агрегат.

– Впрочем – разве может быть сейчас что-то невозможным, – задала она себе вопрос, – вот и мальчики раздобыли себе вместо игрушек пистолеты-пулеметы «Бизон».

Она машинально провожала взглядом бритые затылки парней, а мозг сам вспоминал и разворачивал перед глазами таблицу – технико-тактические данные оружия, которыми до сих пор оснащались лишь спецподразделения. Леха еще раз обернулся, нахально ощерился, и зашагал дальше, подталкиваемый крепкой рукой подельника. Тому было лет двадцать-двадцать два, но в этой маленькой группе он, очевидно, пользовался непререкаемым авторитетом.

Тихо свистнула электричка, предупреждая о своем прибытии, и только после этого диктор запоздало объявила на весь вокзал – на удивление чисто и четко:

– Электропоезд «Владимир – Мстера» прибывает ко второй платформе, – затем, практически без паузы, – по первому пути проходит грузовой поезд. Будьте осторожны!

Последнее объявление тоже несколько запоздало. Рев грузового состава нарастал и обрушился на платформу, когда электричка еще не остановилась. Ее двери, естественно, не открылись, пока хвост тяжелого состава не прогрохотал по стыкам рельсов.

Мария не сдвинулась с места, хотя до дверей пятого вагона было не больше трех метров. Рядом стояла все та же тетка необъятных габаритов и мужичок, опять приклеивший на лицо невозмутимое выражение. Большая часть пассажиров столпилась впереди – там, где из первых двух вагонов им было удобнее сходить на конечной станции. Самой Павлюченко нужно было проехать всего три остановки; там, напротив вывески «Гостюхино», как раз обычно и останавливался пятый вагон. Рядом с этой железнодорожной станцией вольготно расположились несколько жилых домов и контора Осиповского лесничества. Один из трех потемневших от времени бревенчатых домов и был пристанищем Марии в последние семь лет.

Она продолжала размышлять о том, какими неведомыми путями могло попасть некогда секретное оружие, разработанное для войск специального назначения, в руки накачанных недорослей. Наталья машинально подняла голову к окну вагона и едва смогла удержать на лице выражение равнодушия и легкого нетерпения. Глядевшего на нее сквозь пыльное окно человека она видела впервые в жизни. Но его взгляд, царапнувший почти физически, заставил тревогу, что уже поселилась внутри, заполнить тело и душу без остатка.

– Зверь, – обозвала она сразу же незнакомца.

Мария имела в виду сейчас не злобность этого нечем не примечательного на первый взгляд человека, а звериную сущность, неестественную способность предчувствовать неприятности, и еще более удивительный талант такие неприятности избегать. Павлюченко сама была такой, но в ней зверя было распознать намного труднее. А в ее нынешнем обличье – практически невозможно.

Она равнодушно отвела взгляд от окна и шагнула к открывшейся двери. Даже повернулась, так же невозмутимо проводив хвост грузового состава. И все это время она ощущала на себе этот липкий, пытающийся распознать потенциального врага, взгляд.

Пятый вагон был зримо разделен на две части. В большей – в передней части вагона – не очень громко кипела жизнь. Оттуда до остановившейся в дверях Марии доносились все те же слова и фамилии, что уже надоели ей на перроне. Именно туда устремилась необъятная тетка со своими баулами, и ее хвостик – невозмутимый мужичок с рюкзаком. Она заполнила своей тушей проход так, что узлы ей пришлось нести впереди и позади себя. Мимо четверки, заполнившей вторую от заднего конца вагона пару сидений, тетка промчалась не останавливаясь. Поняла, наверное, что такие соседи могут быть очень неприятными. Мужичок послушно двинулся за ней.

Мария тоже сделала несколько шагов по проходу; вдруг остановилась – как раз рядом с этой четверкой – и заняла скамью через проход от нее. Еще вчера; даже сегодня утром она бы пробежала мимо, не останавливаясь. Более того, Мария даже не села бы в электричку, где уже находились три человека с оружием. В конце концов, следующий электропоезд прибывал меньше, чем через час. Уж в нем-то, наверное, никакого оружия не оказалось бы.

– А может, и не три, – почти весело и с непонятным для себя облегчением подумала она, с невинным взглядом рассматривая соседей.

Несколько секунд ей хватило, чтобы зафиксировать всех четверых в памяти, оценить степень опасности каждого и выделить главного. Им был несомненно тот, в ком Павлюченко разглядела звериное начало. Двое других напоминали Леху с дружками. Больше всего – тем же чувством превосходства над остальными людишками. Только рядом был старший – битый волк – и этим парням приходилось сдерживаться. Однако получалось это у них не всегда. По крайней мере на Марию они посмотрели как на какое-то недоразумение, осмелившееся опустить свой зад на сиденье рядом с ними. Они явно были не прочь шугануть эту тетку – Марию – подальше отсюда, но решения здесь принимал главный.

И опять – в который раз за сегодняшний день – Павлюченко поправила себя: главным был не он. Самым опытным – да; самым опасным – несомненно, но не главным. Главную роль – по соображению Марии – играл портфель. Самый обычный импортный кожаный портфель; с подобным обычно выходил к своим зрителям Михаил Жванецкий. Только этот был гораздо внушительней размерами. Портфель прижимал к своему необъятному животу четвертый член команды. В этом человеке все было круглым – и щеки, и туловище, и руки, на одной из которых блеснула цепочка. Мария поняла, что толстячок был живым якорем и тележкой для портфеля. А чтобы оба они не потерялись, их наверняка сковали наручниками. Лицо толстячка, в отличие от трех других, не было ни хищным, ни злобным. Оно сейчас было полусонным и вполне добродушным.