Митрофан Вистовский - Казино «Пять тузов». Киноповесть

– Удивительное скудоумие продемонстрировал известный русский писатель Л. Н. Толстоевский! На вопрос журналистов, какими языками он владеет, литератор ответил: «Лично я никакими языками не владею. Я ими пользуюсь».

– Принес? – через плечо осведомляется он.

– Конечно! – подтверждаю я и сую ему немного измятый лист.

– Бывай.

Не замечая, что я не спешу покидать кабинет, редактор продолжает диктовать:

– «Не пить на рабочем месте, – под таким девизом начинает летний сезон бригада москворецких водолазов».

– Ну, что еще? – откликается он на мое вежливое постукивание по плечу.

– У тебя сотни до завтра нет? – как бы между прочим любопытствую я и слышу в ответ: «Завтра заходи».

– Хорошо…

– «Вот бы и нам наконец взять за правило…», – под стук печатных клавиш летит за мной его раскатистый голос…

На выходе нос к носу сталкиваюсь с литературным редактором Васькиным.

– Ага, на ловца и зверь бежит! – радостно хватает он мою руку. У меня на лице – болезненная гримаса:

– Осторожнее! – запоздало вскрикиваю я и демонстрирую перевязанный палец.

– Ты что, палец, что ли, сломал?

– Ну! Понаставили заборов, где ни попадя. Ни пройти ни проехать. Как теперь работать не знаю.

Весь мой скорбный облик говорит о моем душевном расстройстве, но на редактора это почти не производит впечатления:

– Ладно, кончай симулировать! Ты когда рукопись принесешь? На прошлой неделе еще обещал.

– Тебе бы так симулировать! – продолжаю морщиться я, прижимая папку подмышкой. – Какую рукопись?

– Та-а-к! – с нехорошими нотками тянет редактор и я озаряюсь счастливой догадкой:

– Ах, рукопись! Романа, что ли?

– Его самого, – глаза редактора начинают нетерпеливо посверкивать.

– На днях.

– Железно?

– Железно.

Я старательно придаю своему лицу выражение полной правдивости и кажется это приносит свой эффект. Васькин отпускает мой рукав и неожиданно соглашается:

– Ладно, если к вечеру не принесешь – пеняй на себя.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Ты же меня знаешь.

А вот и мой родной отдел и любимая мною табличка с большими магнитными буквами: «Отдел оперативного ОПИСКА». Быстро меняю буквы местами: «Отдел оперативного ПОИСКА». От хлопка дверью большое «О» опять срывается вниз.

Рывком открываю дверь. Приветствие, дежурный комплимент:

– Всем привет. Красивая прическа.

В нашем отделе из пяти столов заняты только два. За одним сидит девушка, узнать которую легко мог бы каждый, потому что прямо над ней к стене приколочена табличка: «Мария Степановна Воронцова, журналист». На Марье Степановне черная куртка с цепями, а на голове ярко красный панковский гребень. Я люблю эту вежливую, интеллигентную девушку. Она с упоением читает толстую книгу и отвечает хорошо поставленным голосом потомственной аристократки:

– Стилист посоветовал.

Над другим столом табличка более сдержана: «Репортер Петров».

Репортер Петров ведет себя как-то странно – сидит в позе Лотоса, ни на что не реагирует и подозрительно не дышит.

– А с ним что? – интересуюсь я у Марии Степановны.

– Не обращайте внимания, Митрофан Семенович, – охотно отзывается та, – это он вчера про йогов статью писал, теперь на себе опыты ставит.

– Похвально, – одобряю я действия своего подчиненного.

На моем рабочем месте страшный беспорядок. Табличка над столом отсутствует, бумаги разбросаны, ящики перевернуты.

– Ну и какие мерзавцы мне здесь погром устроили? – спокойно интересуюсь я.

– Это, Митрофан Семенович, вы вчера ручку здесь свою искали, – напоминает Мария Степановна, пока я возвращаю на стену табличку: «Митрофан Вистовский, старший группы ПОИСКА».

– А, ну да! – припоминаю я. – А рукопись мою никто не видел?

– Рукопись вашу я не видела, – плывет по кабинету нежный женский голос.

Роюсь среди бумаг, по мере сил возвращая их по местам. Рукописи нет. Она отсутствует.

– Слышь, Петров, – кричу я из-под стола, – займи до завтра сотню.

– У кого? – открывает Петров один глаз и мне приходится пояснять:

– У тебя.

– У меня нет, – снова смыкает веки репортер Петров.

– Тогда займи хоть сколько, – на всякий случай продолжаю атаку я, хотя уже догадываюсь, что в ответ услышу все ту же печальную отповедь:

– Хоть сколько тоже нет.

– А рукопись мою ты не видел?

– Не видел.

Репортер Петров уходит в полную медитацию. Практика йоги приносит свои плоды.

– Ах, черт! – неожиданно вспоминается мне. – Я же ее Сидорову давал почитать. Кстати, почему его на рабочем месте нет?

– Он уже третий день на работу не ходит, – откликается со своего стула Мария Степановна. – Говорят, его квартиру обокрали. А у дедушки инсульт. Ужасная история. Бедный Сидоров! Переживает, наверное.

Эта информация выводит репортера Петрова из транса. Он пробует распутать заклинившие ноги и оттого голос его звучит несколько резко и саркастично:

– Переживает! Я его на днях возле казино видел. Он мне еще Маузер показывал, спрашивал, сколько такая штука стоить может.

– Какой Маузер? – у меня слова Петрова вызывают здоровое любопытство.

– Что значит какой Маузер? Обычный пистолет системы Маузер, образца 1896 года, калибр – девять миллиметров. С патронами и кобурой. Как у комиссаров в гражданскую. На пару сотен может потянуть, наверное.

– Да, кстати, – вспоминаю я о своем деле, – займи сотню до завтра.

– Ты уже спрашивал, – отрезает Петров.

Сказать что-нибудь еще я не успеваю. Дверь с шумом открывается и на пороге появляется дежурный:

– Опергруппа, на выезд! Хулиганы в зоопарке слона замучили – консервную банку к хвосту привязали!

– Слон индийский? – оживляется репортер Петров.

– Индийский.

– Еду! – он вскакивает со стула и пулей вылетает из кабинета. Мария Степановна поправляет прическу.

– Какой ужас! – задумчиво бормочет она. – Ну почему люди так бессердечны? Надо нам все-таки чаще писать о необходимости доброго отношения к животным…

Одной рукой набираю номер телефона Сидорова, второй – продолжаю рыться в бумагах. Мой голос за кадром размышляет вслух:

«Набирая номер телефона, я смотрел на Марию Степановну и не знал, как сказать этой юной наивной девушке, что иногда жизнь бывает жестокой, что когда-то и я пытался писать статьи в защиту наших четвероногих друзей, но злобное существо, похожее на бультерьера, загнало меня на дерево, и растерзало всю мою работу в клочки…».

– Абонент Сидоров временно недоступен, – вежливо отвечает трубка.

«…А в это время Сидоров, ничего не подозревая о том, что я пытаюсь ему дозвонится, в кампании с врачом Окачуриным двигался в направлении главного входа больницы…».