Сергей Парахин - С чего начинается Родина. Документальная повесть

«Дети боярские (понимать – слуги боярские) – в Русском государстве 15 – 17 веков разряд служилых людей. Дети боярские получали за службу от князей, бояр, церкви – поместья (от 70-ти до 300-т четей); не имели права отъезда. Обычно в эту категорию служилых людей попадали потомки младших членов княжеских дружин (отроков) или измельчавших боярских родов. С образованием Русского централизованного государства большое количество детей боярских перешло на службу Московскому Великому Князю, впоследствии – к Царю. В 16 веке дети боярские делились на дворовых (часть столичных верхов) и городовых (провинциальные дворяне).

В 17 веке – при создании ни юге Русского государства засечной линии от «дикого поля», ради службы пограничной, числили зачастую в «дети боярские украинных городов» годных к ратному делу людей вольных, гулящих, а так же служилых – стрельцов, казаков и прочих. Жаловалось же им по 150 четей земли в в «диком поле» и по 5 рублев денег. Термин «дети боярские» исчез в начале 18 века в связи с проведением Перовских реформ.

Помещики – изначально дворяне-землевладельцы, служивые люди, «испомещавшиеся», то есть получившие в пользование землю (поместье) за выполнение государственной службы. В порубежных местах земля давалась зачастую без крестьян – «пустая». Такие помещики назывались пустоземельными».

Четь (четверть) – мера площади пахотных земель в старинной русской системе мер, на которую делилась соха. Определялась, как 0,5 десятины (0,546 гектара).

Десятина – мера площади на Руси равная 1,0925 гектара.

Век семнадцатый. Начальные годы века сего.

Эпоха просвещенная и романтическая. Эпоха благородных мушкетеров короля Людовика и храбрых гвардейцев кардинала Ришелье. Эпоха отчаянных пиратов Карибского моря и «золотых» галеонов Испанской короны. Эпоха прекрасных дам и придворной интриги. Эпоха бокала с ядом, черной маски, плаща и кинжала.

Золотой век Голландской живописи.

Божественное и неповторимое пение скрипок Николо Амати.

Торжество музы служителей пера – Мигеля Сервантеса и Лопе де Вега, Уильяма Шекспира и Томмазо Копанелла.

Торжество и слава служителей науки – Галилео Галилея, Иоганна Кеплера, Рене Декарта.

Эпоха изобретения телескопа, барометра, логарифмической линейки.

Дерзостный капитан голландский Вильям Янсзон впервые бросил якоря возле берегов далекой Австралии и узрел сумчатых кенгуру.

Доблестный мореплаватель британский Генри Ходсен отважно ступил не берега дремучего острова Манхеттен и вбил первый межевой кол в основание будущего города Нью-Йорка.

Тринадцатый император китайской династии Мин – священный Ваньли, затворился навеки в уединении и неге дворцовой роскоши. Из печей же Цзындэчжэня неустанно выходил тончайший бело-голубой фарфор с его божественной печатью – тот, что на долгие века много и много дороже золота.

Великий Могол – могучий Джахантир, в ночных пирах под яркими звездами сказочной Индии, отрекшись от дел мирских, воздавал бесконечную хвалу сладострастной жене своей – Нур Джахан. Слагал стихи и музыку в ее честь, возводил для нее чудесные дворцы, сады и храмы.

Первые же дни века семнадцатого были осенены горьким пеплом великого безбожника Джордано Бруно, кой был сожжен заживо по приговору Священной Инквизиции на площади Цветов в Вечном Городе Риме 17 февраля 1600 года от Рождества Христова.

Накануне же означенного века, в 1596 году от Рождества Христова, верноподданный английской короны, муж вельми ученостью знатный, сэр Джон Харрингтон, явил королеве Елизавете I и всему цивилизованному миру изобретение диковинное и нужное – ватерклозет.

Лета 7123 от Сотворения Мира (1614 год от Рождества Христова) смута великая на Руси Святой пошла как бы на убыль. И Лжедмитрия поганого изничтожили. И поляков из Кремля Московского с боем вышибли. И Государь Михаил Федорович, всенародно призванный, воссел на престол Всея Руси. И Вор Тушинский был предан смерти лютой. И атаман Иван Заруцкий казнен бесчестно. И трехлетний «воренок» на Кремлевских воротах повешен с глумлением. И Марина Мнишек гнусная в Коломенском монастыре сгинула. И Князь Пожарский с воинством православным многими победами ратными славен был.

Русь возрождалась. Русь очищалась от иноземцев. Русь очищалась от людей гулящих. Русь очищалась от воровских ратей.

Но буря лихолетья все еще не минула землю православную. Шведы грозили Новгороду с севера. Поляки притязали на Смоленск с запада. Крымцы черной тучей клубились на юге. Войска же доброго на Руси было – край как мало было.

На Покров Святой Богородицы (14 октября) в тот год снег не выпал. И далее осень шла ясная, морозная, твердая и бесснежная. Ковыль степной бескрайний застыл в инее под невысоким утренним солнцем. Ледок тонкий сверкал в мелких дорожных лужицах. Земля на проселках закаменела. Деревья в лесах давно уж облетели, лишь осинники на опушках выделялись багряно и ярко.

В ясный день на Параскеву Великомученицу (28 октября), над обрывом крутым вдоль оврага глубокого, прижимаясь к перелеску густому недальнему, шла дружина ратная числом в сотню воинов без малого. У каждого на груди крест православный. У некоторых на поясе кошель заветный с казной. Шли не мешкая, ибо на плечах висела неотступно погоня грозная – боярин Одоевский в силе тяжкой со стрельцами и пищалями.

Прежде ратники сторожно обошли лесными глухими тропами города обильные Тулу, Мценск да Орел. Ныне же места кругом тянулись безлюдные, порубежные, лихие. Только впереди на реке Сосна стояли строго города царевы Ливны да Елец. А уже за рекой Сосна лежало поле дикое, басурманское, а за ним мерещился Дон вольный, православный, где всем пришлым выдачи назад, на расправу и пытку царскую – нету.

Ох, и дружина же та была дивная. Все пешие. Коней давно порастеряли – иные сгинули в сечах, иные пали от бескормицы, иные пошли в котел на прокорм артельный. Виднелись в той дружине и усы пышные ляшские, и бороды холопские, и морды рязанские, и рожи татарские. Теснились рядком жупаны краковские, епанчи московские, зипуны тамбовские, тулупы вологодские, халаты бухарские. Одежа на воинах ветхая – дождями пробита, ветрами обвеяна, ночевками на голой земле потерта, прорехами отмечена, у костров прокопчена да опалена. Хуже всего дело с обувкою. Сапоги сафьяновые новгородские, ботфорты дубленые фряжские – все всмятку, все «каши просят», тут же – у кого и поршни сыромятные сеном набитые, и лапти лыковые, и валенки костромские, а кто и просто босиком.