Сергей Парахин - С чего начинается Родина. Документальная повесть

Вторая семья – в деревне Зиброво. Фамилия семьи и её судьба, к сожалению, тоже нам не известна.

Летом 1937 года один из коммунаров села Никульниково украл мешок ржи – пять пудов. Из района приехал следователь. Мужику грозило пять лет лагерей.

Но прежде чем давать делу законный ход, Данила Сергеевич собрал общее собрание. В яблоневом саду поставили стол, накрытый кумачовой скатертью, графин с водой, граненый стакан. Прямо на земле расселись селяне. Возле стола стоял, опустив голову и переминая в руках фуражку, виновник. Все честь по чести.

– Что будем делать, товарищи колхозники? – спросил председатель, – Передадим дело в органы или будим судить общественным судом?

– Сами будем судить! Общественным судом! – загалдело собрание.

Слезы брызнули из глаз провинившегося мужика. Как он благодарил односельчан – клялся искупить. Следователь, отобедав с колхозниками, испив чарку самогону, уехал в район. Мужику объявили общественное порицание.

Как-то, осенью 1938 года районный уполномоченный, с целью перевыполнения плана сдачи зерна государству, потребовал от председателя сдать, кроме всего прочего, общественный семенной фонд.

Данила Сергеевич запер амбар, отдал ключи однорукому сторожу и отправил его на дальнее поле, чтоб долго искать. Уполномоченному же было сказано:

– Амбар закрыт, ключей нет, открыть не могу. Хочешь, – сам ломай замок и сам вывози зерно. Помощников тебе здесь в этом деле нет.

Ломать амбар коммуны – уголовное преступление. Уполномоченный уехал ни с чем.

А соседние колхозы дрогнули, сдали семенной фонд. В районе им обещали – весной, к началу посевной – привезти зерно.

Наступила весна. И ведь привезли! Берите! На станции в Измалково вагоны с отборным зерном стоят. Да вот ведь беда. Зима выдалась снежная. Весна выдалась дружная. Ручьи и реки вздулись, мосты посносило, дороги развезло. Каждый овраг – неодолимая преграда. Как зерно со станции развозить по колхозам? А ведь весной каждый день дорог.

Как же пригодился семенной фонд сохраненный председателем (пришлось, конечно, делиться с нерадивыми соседями).

Каждую ночь, зимой и летом, Данила Сергеевич вставал в два часа. Он одевался, выходил из дома и шел осматривать хозяйство коммуны. Заходил на конюшню, в коровник, проверял амбары, сеновалы, перекидывался парой слов со сторожем, с конюхом. Часам к четырем он возвращался домой, садился за стол, наливал себе стопку самогонки, кружку кваса, разрезал луковицу, солил горбушку. Неспеша выпивал, закуривал (у него был свой самосад) и что-то писал в толстую тетрадь (многолетние систематические записи с наблюдениями за особенностями погоды, состоянием почвы, урожайностью различных культур и прочее, впоследствии бесследно исчезли в государственных архивах). В пять часов председатель ложился спать, а в семь часов уже вставал и шел на работу.

Кроме своих председательских дел, он никогда не считал для себя зазорным работать в поле наравне с рядовыми коммунарами.

В 1934 году в село провели радио. Большой черный рупор был вывешен над крыльцом сельсовета. Когда передавали концерты, песни, музыку – собирались слушать всем селом. В годы войны собирались слушать сводки Совинформбюро.

В этот же год впервые в село на телеге привезли кинопередвижку. Собирались люди со всех окрестных деревень. Фильм показывали на сельской площади после заката солнца на специальном белом экране. Аппарат работал от громко трещащего и дымящего бензинового движка. Титры читали вслух. Оплачивался сеанс из общественной кассы коммуны – 40 рублей. За лето кинопередвижка приезжала три – четыре раза. Много фильмов было немых. Первыми привезенными в село звуковыми фильмами были: «Трактористы» и «Мы из Кронштадта».

Электричество же в село провели только в 1950 году.

К 1939 году коммуна стала крупным богатым хозяйством. Пятьсот гектар пахотной земли. Три американских трактора «Фордзон». Приобрели грузовик ГАЗ-АА – «полуторку». Закупили племенных производителей (быка и кабана в частности), обновили сельхозинвентарь. Коммунары приоделись. Зажили.

Урожая 1939 года хватило сельчанам почти до конца войны. Весной 1945 года уже остро ощущалась нехватка хлеба. В 1946, 1947, 1948 годах – вплоть до урожая 1949 года, был настоящий лютый голод. Люди умирали.

В 1941 году, 22 июня, началась Великая Отечественная война.

Данилу Сергеевича в армию не взяли по возрасту (56 лет).

В ноябре 1941 года, в связи с приближением фронта, Измалковским райкомом партии был создан партизанский отряд. Дом Данилы Сергеевича был назначен «явочной квартирой», сам же он оставался членом подпольного райкома партии.

Немцы пришли в село Преображенье 20 ноября 1941 года и были выбиты кавалерийскими частями Красной Армии 5 декабря 1941 года. За это время (15 дней) ни партизанский отряд, ни подпольный райком не успели провести каких-либо акций в отношении оккупантов.

Деревня и колхоз в целом от немцев почти не пострадали. Конечно, немцы забрали всю скотину (коров, овец, свиней), переловили всю птицу (кур, гусей, уток, индюшек), вывезли всю муку и зерно из амбаров (что нашли, конечно, хотя особо и не искали – «кое-что» осталось). Но, ни одного дома не сожгли, мельницу сохранили, сельхозинвентарь не тронули. Ни одного человека не расстреляли, не повесили, не арестовали и не угнали. Боя в деревне тоже не было. Наши ушли без боя, и немцы ушли без боя.

После ухода немцев и восстановления Советской Власти, селяне наловили по лесам и оврагам отбившихся бесхозных лошадей (и наши бросали, и немцы), прикупили в нетронутых фашистами районах кое-какую скотину, отрыли спрятанное в схоронах зерно и понемногу начали жить.

Военная зима 1941 – 1942 года выдалась морозная, вьюжная. В окрестных оврагах появились волки. От голода да холода они осмелели. По ночам, и даже по вечерам, их вой был слышен в деревнях. Собаки скулили и прятались. По утрам во дворах и на сельских улицах, на снегу – свежие волчьи следы.

Однажды вьюжным зимним вечером Данила Сергеевич вышел во двор, в руках были вилы (шел в коровник – сена скотине дать). Через пару шагов завернул за угол дома. Прямо в лицо – оскаленная пасть, распластавшееся в прыжке сильное звериное тело. Волк! Машинально, на уровне подсознания – присел, расставил ноги, выставил вилы (все в долю секунды, одним движением). Всей своей лютой злобой, всем своим бешеным порывом зверь напоролся на стальные зубья. Как сноп сена председатель поднял замершего волка над собой и, уже бездыханного, отбросил в сторону.

Вернулся домой на ослабевших ногах. Не раздеваясь, сел, дрожащими руками свернул самокрутку. Закурил.

– Там волк, – только и сказал он.

Потом вдвоем с сыном Александром затащили тушу в сени – шкуру снимать. В том волке было не менее ста килограмм.