Ива Михаэль - Леди Шир

– А где Шир?

Лицо настоятельницы окаменело, она не хотела больше слышать даже имени этой женщины и уж тем более от одной из своих воспитанниц.

– Шир здесь больше не работает, – медленно, сдерживая гнев, сказала настоятельница, а потом, чтоб не было других вопросов, добавила, – Шир захотела другую работу, не в монастыре, где именно – нам не известно.

И если б настоятельница не поспешила уйти, то наверняка бы увидела, что Марта плачет. Марта не поверила в то, что Шир оставила её здесь в монастыре, а сама пошла на другую работу. «Наверно, она умерла, – подумала Марта, – такое бывает со взрослыми, или с ней что-то сделали, что-то очень плохое».

Ночью у Марты опять был жар, опять приходил доктор. Он смотрел Марте горло, слушал её через трубку и пожимал плечами. Всё что он мог посоветовать, это уговорить Марту начать есть или даже кормить насильно. Марта согласилась съесть завтрак, после чего её стошнило, и тогда настоятельница приняла решение: обо всём рассказать отцу Марты, не упоминая при этом имени Шир.

Письмо от настоятельницы ожидало Эдуарда дома, на его рабочем столе. В последнее время письма из монастыря приходили редко, и чаще это были просьбы о пожертвовании. Обучение при монастыре считалось бесплатным. Воспитанниц было не больше двадцати, иногда бывало немногим больше десяти. Настоятельница любила повторять, что воспитание детей для неё Божественная миссия, выполняя которую она не ждёт вознаграждения. Далее следовал рассказ про четырёх девочек сирот, которые полностью на содержании монастыря. Ну а потом называли фамилии тех, чьи родители внесли наибольшую сумму пожертвований за прошедший год.

На этот раз в конверте не было просьбы о пожертвовании, это был лист бумаги, полностью исписанный снизу доверху мелким торопливым подчерком. С появлением Шир в жизни Марты жалоб на Марту от настоятельницы больше не было: Марта стала лучше есть, лучше учиться, делать уроки, стала более общительной и жизнерадостной. Что могло случиться теперь? Письмо от настоятельницы вряд ли могло означать что-либо хорошее. Эдуард прочёл первые несколько строк медленно и внимательно, а остальные лишь пробежал глазами, затем резко откинул письмо в сторону, тяжело вздохнул, снял очки и погрузился в тяжелые раздумья. Вспомнилось лицо Лизы, его первой жены, матери Марты, бледное, с нездоровым блеском в глазах. Она просила его не уходить, говорила, что боится оставаться одна. Но Эдуарда ждал толстосумый клиент, и было неразумно его терять. Вечером, когда Эдуард вернулся, Лиза была уже мертва, роды начались преждевременно, в доме к этому не были готовы, поздно послали за врачом. Издалека, увидев карету врача возле дома, Эдуард почувствовал себя виноватым за то, что не послушал Лизу и оставил её одну на целый день с четырнадцатилетней девчонкой, помощницей. В доме было сумрачно, пахло лекарствами и кровью, в дальней комнате кричал ребенок. Эдуарда никто не встречал. Юная помощница Лизы рыдала у дверей спальни. Врач медленно вышел из комнаты, не глядя на Эдуарда и не сказав ему ни слова. Лиза лежала на кровати полностью накрытая простыней. На полу валялись окровавленные тряпки, стояло корыто с водой. В спальню вошел помощник врача с ребенком на руках.

– У вас дочь, – тихо сказал он.

Эдуард повернулся к нему вполоборота, и, даже не взглянув на ребенка, сказал:

– Надо Белле сообщить, – и помедлив, объяснил: – Белла моя сестра.

Помощник врача остался в доме Эдуарда ухаживать за ребенком до приезда Беллы. Он и придумал девочке имя – Марта, Эдуард был не против, ему было все равно. У него была жена, которая осторожно, незаметно дополняла его жизнь. Её не стало, а взамен он получил мелкое, несуразное, крикливое создание.

Карин ждала его за дверями кабинета, она была в красном платье с глубоким декольте и с высокой прической. Эдуард без движения остановился в дверях при виде её. Иногда ему трудно было понять самого себя, как он мог жениться на этой женщине. За спиной Карин, как бледная тень, проплыл образ Лизы: стройная, немного печальная.

– Дорогой, – защебетала Карин, – ты готов?

Эдуард совсем забыл – они собирались пойти в театр.

– Мы не идём, – сказал он и хотел было объяснить причину, но Карин нетерпеливо перебила его.

– Как это не идём? Ты обещал… – она говорила громко и раздражённо. – Мы уже целый месяц не выходили, я два часа потратила на прическу.

– Мы ходили в лес на прошлой неделе с детьми, – сказал Эдуард, сам не понимая того, зачем оправдывается.

– Какой еще лес?! – голос Карин уже срывался на крик. – Кому нужен этот лес? Я хочу надевать красивые платья, хоть иногда, чтобы чувствовать себя женщиной.

Глаза Карин заблестели, и она заплакала. Эдуард хотел обнять её, но она оттолкнула его.

– Мне нужно общество, люди, я не хочу состариться в этом доме, присматривая за детьми.

– Марта заболела, – спокойно сказал Эдуард, – завтра я привезу её домой, а сейчас мы пойдем с тобой и купим для неё всё необходимое. В театр обязательно сходим, в другой раз.

Карин виновато посмотрела на мужа, размазала ладонями слёзы по щекам и, всхлипывая, сказала:

– Я же не знала, а ты ни чего мне не сказал… Но у Марты есть тут какие-то вещи… Она долго пробудет у нас? – Карин старалась говорить как можно вежливее.

– Марта возвращается домой, – сухо ответил Эдуард, – со временем я найду ей другую школу.

Карин затаила дыхание, потом быстро заморгала и, как кошка, прижалась к мужу.

– Ты отдохни, я сама всё ей приготовлю. Мне лучше знать, что надо для девочки.

Эдуард обнял жену одной рукой и поцеловал в лоб.

– Спасибо, потрать денег столько, сколько будет необходимо.

Настоятельница не хотела, чтобы Марту вынесли на руках к её отцу, поэтому Марту разбудили заранее и уговорили выпить кружку горячего чая, но Марта по-прежнему была очень слаба и выглядела едва живой.

– Твой папа сегодня заберёт тебя домой, – сказала настоятельница, она сидела на краю кровати возле Марты и старалась разговорить Марту, чтобы та хоть немного пришла в себя.

Марта не пыталась вслушиваться в то, что говорила настоятельница, за прошедшие несколько дней многие сидели возле её кровати, о чем-то говорили, спрашивали, приносили и уносили тарелки с едой. Но постепенно до Марты стал доходить смысл сказанного: её забирают домой. «А как же брошка?» – подумала Марта. Настоятельница заметила тревогу в глазах Марты и решила, что Марта не хочет возвращаться домой. По лицу настоятельницы, как тень, скользнула самодовольная улыбка.

– Марта, тебе придётся побыть дома какое-то время, а когда выздоровеешь, опять вернешься к нам, – сказала настоятельница и взяла Марту за руку.

Но Марта уже не вернулась в монастырь, даже когда выздоровела. Жизнь её изменилась, изменилась и Марта, а может, она стала такой, какой и должна была быть, но быть не могла, потому что её окружали не те люди, с которыми она бы могла вести себя не сдерживаясь. Поэтому Марта, до появления в её жизни Шир, каждый день с нетерпением ждала вечера, чтобы остаться одной, залезть с головой под одеяло и пообщаться с придуманными друзьями. Марта уже не помнила, когда и почему появилась в её фантазии девушка-цыганка, они были подругами, Марта назвала её Элизабета. Когда Марта ложилась спать, то подвигалась на самый край кровати, чтобы осталось место для Элизабеты, потом они долго разговаривали, и так Марта засыпала. Элизабета навещала Марту не только по вечерам, иногда на уроке, особенно когда Марта сидела за партой одна. Случались дни, когда приходил отец Марты, – Элизабета садилась с ними на скамейку, и Марта замолкала, чтобы отец тоже мог поговорить с Элизабетой. Зимними ночами, когда за окнами гудел ветер и девочки шёпотом рассказывали страшные истории про оживших мертвецов, про умерших родственников, которые приходят к своим близким, и в темноте повисали ночные кошмары, даже тогда Марта никого не боялась: с ней была Элизабета. Марта не чувствовала себя одинокой, она могла за целый день не сказать ни слова, а когда люди слишком долго докучали ей своим вниманием, Марта начинала скучать по Элизабете. Марте мешали все, кроме Шир. Когда началась их дружба, Элизабета ещё какое-то время продолжала приходить по вечерам. Марта рассказывала ей про Шир, но постепенно Элизабета оставила Марту, потому что Марте уже не хотелось говорить про Шир, Марте хотелось думать про Шир втайне от других. Элизабета вернулась, когда пропала Шир и потерялась брошка, она сидела молча у постели Марты. Марта не знала, о чём спросить, а Элизабета не знала, что сказать.