Ива Михаэль - Леди Шир

Эдуард вышел за дверь. Мысли его успокоились, они как небесные светила совершали свой размеренный круг, и, когда он был в своей постели, они вовсе не мешали ему уснуть, а как колыбельная погрузили его в безмятежный сон. Ни жалобы Карин, ни что иное уже не могли его отвлечь от волшебной неги, ароматом струящейся из под двери комнаты, где при свете свечи женщина читала книжку его спящей дочери.

Он не принёс ей книжку, как обещал, и она читала ночами подшивку судебных документов, которые он оставил на столе в её комнате, когда она спала. «Возможно, он это нарочно сделал, – думала Шир, перекладывая страницы в папке, – хотел показать себя хорошим адвокатом, но что я в этом понимаю?» На самом же деле Эдуард, действительно, не спешил приносить Шир других книг, но вовсе не потому, что хотел блеснуть перед ней своим адвокатским талантом. Он вдруг почувствовал свою жизнь бесполезно прожитой: он жил с женщиной, которую не любил и которая была ему совсем неинтересной; двух своих сыновей, которые родились и росли в его доме, он почти не знал, потому что не занимался ими, и жена воспитала их на свой манер чуждый его пониманию; только Марта хрупким мостиком связывала его с Лизой, смерть которой была так неуместна в те годы, когда он только начинал себя утверждать как адвокат, и домашние хлопоты ему были совершенно некстати. Потом, спустя годы, уже будучи женатым на безвкусно яркой Карин, он начал понимать и гнать от себя эти мысли о том, как сильно он любил Лизу, какой кроткой и незаметной она была. Но если бы и понимал он тогда, в те годы, каким светлым проблеском была для него Лиза, то что бы мог поделать, она умерла не по его вине, заказал бы её портрет, написал бы о ней книгу? Поступи он так или иначе – всё бесполезно, вот на этом и замыкался круг – бесполезно прожитые годы. Будь он хорошим отцом, – Марта должна была стать смыслом его жизни, но по его вине она всё детство провела вначале у его сестры, потом в монастыре и теперь, когда она дома, он не знает, как с ней обращаться, смущается при ней. Шир оказалась единственной в доме, с кем он любил мериться взглядом, возвращаясь домой. Ему хотелось показать ей, что не такой уж он и бесполезный, и есть в его жизни дела достойные внимания. А ещё хотелось, как и любому другому человеку, найти своё отражение хоть в чьих-то глазах. Именно по этой причине люди ведут гостей в залу, где по стенам развешаны портреты родных, показывают обстановку комнат, рассказывают семейные истории и ненароком бывают столь откровенны со случайными встречными.

Ночами, когда Марта засыпала, Шир открывала папку и, уж не слишком вчитываясь, просматривала рукописные страницы с множеством исправлений, пометок и цифр.

«Некой горожанке К. было передано на хранение её сводным братом Ф. восемь золотых слитков. Слитки были помещены в опечатанный ящик. Когда Ф. взял слитки, то их оказалось только шесть. Ф. заставил предстать К. перед судом, суд обвинил её в присвоении чужого имущества, заставил вернуть слитки и наложил штраф. Дело выиграно в пользу Ф.»

«Бедная горожанка К., – подумала Шир, – возможно, она и не знала, сколько было слитков в опечатанном ящике, ведь Ф. был её сводным братом, и она ему наверно доверяла.

В папке был бумажный конверт совершенно неинтересной писанины: документы о переходе имущества. Чаще попадались документы о вводе во владение имуществом вдовами и детьми.

Некая Д. передаёт домашний скарб из двух кроватей и дубового платяного шкафа своей младшей сестре М. Зять, некий С. муж старшей дочери Д. выступает как обвинитель М. о незаконном наследовании… Дело выиграно в пользу С.»

«…Вдова покойного опровергает завещание, составленное покойным в пользу двух их сыновей. Имущество, по утверждению вдовы, принадлежало ей по наследству от её матери, которое покойный муж забрал у неё против её воли… Дело выиграно в пользу сыновей покойного».

«Требование вдовы передать ей имущество, не упомянутое в завещании покойным мужем, унаследованное им от двоюродного брата и по пространному решению прокураторов переданного во владение второй жены, ныне второй вдовы покойного. Дело выиграно в пользу первой вдовы».

«Просьба считать недействительным завещание в пользу только одной из двух дочерей, по причине её неизлечимой болезни, составленное некой покойной Н. По утверждению зятя, мужа другой дочери, не упомянутой в завещании, тёща, ныне покойная, на момент составления завещания находилась не в здравом уме. Дело выиграно в пользу зятя покойной».

«Продажа родового дома одним из сыновей после смерти отца при отсутствии завещания и против воли второй жены и четырёх её сыновей… Дело выиграно в пользу продающего, старшего сына покойного».

И опять бумажный конверт, в нём бесконечные судебные тяжбы на протяжении более десяти лет по поводу наследства, займов, денег переданных на отпевание покойников, денег переданных на хранение. Многие имена, упомянутые в этих документах, были одними и теми же. Скорей всего, разбирательства касались одного большого семейства. По суммам, указанным в документах, можно было сказать, что семейство это очень богатое.

«Это же надо иметь столько пристрастия к сутяжничеству», – подумала Шир, она сама не ожидала, что вся эта судебная писанина так её увлечёт. По датировке документов становилось ясным, что карьера Эдуарда постоянно росла. В ранних документах говорилось о маленьких суммах и всякой домашней рухляди, но в более поздних – уже встречались большие суммы, и дела эти тянулись подолгу, некоторые на протяжении нескольких лет, и были блестяще выиграны.

В один из вечеров, когда в папке уже не осталось непрочитанных листов, Шир зашла в кабинет Эдуарда вернуть ему документы. В кабинете было темно, свет луны падал на стол тусклым бликом сквозь приоткрытые шторы.

– Шир, не пугайтесь, я всё ещё здесь, – сказал Эдуард, он сидел за столом в своём кабинете в полной темноте.

Но Шир вовсе не испугалась, скорей, немного смутилась.

– Извините, я бы не стала заходить, зная, что вы здесь, я пришла вернуть вам вашу папку.

– Посидите немного со мной, Шир, – попросил Эдуард и в своё оправдание добавил, – ночью бывает так одиноко.

Шир покорно села в кресло по другую сторону стола, продолжая держать в руках папку. Эдуард встал из-за стола и полностью открыл шторы на окнах:

– …Хочу иметь возможность получше видеть ваше лицо.

Шир могла видеть только половину лица Эдуарда, вторая половина оставалась в тени. В доме все спали, кроме их двоих. Ночь была тихой, ни шороха, ни ветра. В свете луны все предметы обстановки теряли свои цвета и становились просто черно-белыми. Ничто не отвлекало и не притягивало к себе внимания, такая обстановка погружала в мысли и располагала к откровенному разговору.