Юрий Моренис - Белый конь. Высокобезнравственная повесть

© Юрий Моренис, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как экономика должна быть экономной, так одиночество – всегда одиноко. Когда встречаются «два одиночества и разводят у дороги костер», они уже не одиноки, поскольку их двое.

Двое, трое, четверо… Четыре женщины за одним столиком – это «Секс в большом городе», а не одиночество. Все, что больше одного, называть одиночеством – нонсенс!

С этим и столкнулся сочинитель «Белого коня» – как собрать вместе одиноких женщин? Они не собираются! В бане ли, в службе знакомств, на природе или тайком на явочной квартире милые женщины перестают быть самими собой, они выделываются друг перед дружкой, врут, кокетничают, завидуют, ненавидят и искренности от них в жизни не дождаться. А чтобы повесть действительно получилась, надо оставить их там, где они, по-настоящему они: в темноте, лицом в подушку, задыхающихся, рыдающих, но на самом деле мечтающих, фантазирующих и желающих… Господи, чего только не желающих!

Ночь. Именно наедине с ночью женщина по-настоящему одинока.

Кстати, раз в год ночью, в единственном месте у некоторых одиноких леди появляется возможность собраться вместе: на Ивана Купала, на Лысой горе, и это, вовсе не объединяющее мероприятие, называется «Шабаш». Однако ведьмы – не героини моего повествования.

Если бы я вдруг стала сама собой, я бы от себя сошла с ума!

Меня спасает вселенская ложь: воспитание, образование, телевидение, книги и прочее… Воспитывали, согласно общей морали, глуша меня во мне. Обучали, давая ненужные знания, совсем не подходящие для моего дальнейшего существования. По ящику – вранье о добропорядочности и справедливости, и только взрывы, катастрофы, украденные дети вызывают дрожь и затаенную печаль. На глазах слезы, но это слезы не мои, а той, которую воспитали и обучили плакать в положенных местах. Смеяться тоже… Идешь на концерт и умираешь от хохота, слушая артиста-юмориста или писателя-сатирика. Хотя абсолютно то же самое, но другим голосом от ведущего новостей по телевизору и, будьте любезны, – рыдания взахлеб.

Книги… А что, книги?! Чем они лучше других? Правда, в некоторых рассказывается о Принце на белом коне. Мол, является он и обнажает тебя до самого донышка, срывая шелуху воспитания, образования и прочей чепухи… «Ты что, книгам веришь?» – спрашивают с изумлением. Не знаю, но думаю, где-то он есть, этот Принц на белом коне? «Ненормальная, идиотка, чокнутая!!!» Так я же и говорю, стала бы собой – сошла бы с ума.

Начала его искать поздно, года в двадцать три. Маленькая была, дурочка. Закончила институт, и филолог с красным дипломом, попала секретаршей к Николаю Петровичу. Отдать должное, Николай Петрович, как матерый алкоголик, в первый же день устроил испытание. Дает тысячу рублей и велит купить выпивку. На вопрос, что именно, машет рукой, мол, что понравится. А я тогда в спиртном ничего не понимала… Что в спиртном – материться не умела! Водитель его молчит, лишь с ухмылкой плечами пожимает. Чую, подвох, а в чем – черт разберет. Ладно, поехали. Захожу в магазин, а там коньяка – залейся! Наивная, хлопаю глазами, сыплю голубые брызги и тоненьким голосом спрашиваю продавца, какое зелье вкуснее, «Черный аист» или «Белый аист» – бутылки аж светятся от наклеек. Продавец мудрым голосом поясняет, это, девушка липовая Молдавия – не вздумай покупать. Единственное здесь приличное – Дагестан, его и бери. Спорить не стала, еще купила кое-какую закуску, сложила все в пакет и – к шефу. Николай Петрович заглянул внутрь, довольно хмыкнул и с удивлением посмотрел на сдачу в протянутой руке.

– Э-э, голубушка, это твое. Забирай!

Итак, боевое крещение, так сказать, прошла – за работу. День тружусь, другой, а на третий появляется он… Может, на кого-то подобные и производят впечатление вплоть до падения со стула, а на меня не очень. Ну да, метр девяносто семь, черный блейзер от Тиффани, под ним нечто розовое и шелковое, расстегнутое до пупа от Гуччи, белые отглаженные брюки и туфли, уж не помню от кого – всегда не до туфель было. Но лысый, лы-сы-й! Для меня лысина – нечто потное, мокрое и скользкое. Фи, фи! И еще раз, фи!!

– О! – говорит. – У Николая Петровича снова все по-новому! Как вас зовут?

Смело отвечаю:

– Маша.

– А по батюшке?

Я – в осадок! Впервые в жизни у меня спросили отчество.

– Владимировна.

– Здравствуйте, Мария Владимировна. А я Геннадий Михайлович. К шефу можно? Мы созванивались.

– Ага… Да, то есть, можно.

Они сидели, разговаривали, выпивали (Уж знаю. «Чай» кто разливал?). А я за это время пришла к точному выводу, лысые – не мой конек. Закончив переговоры, мужчины решили развлечься.

– Машенька, – запинаясь, сказал Николай Петрович, – едем в кегельбан.

Ке-гель-бан? Что такое кегельбан? Баня с кеглями?! Зачем в бане кегли? Как филолог, я могла разобрать слово по составным. И главное здесь баня?! Еще чего! Но опять же, тружусь всего третий день. Не утомилась… И так сразу терять работу не хотелось. Испытание с коньяком выдержала, может, здесь как-нибудь выкручусь?

Гусеница быстрее ползет, чем я собиралась. Выключила компьютер, разложила бумаги, принялась подмазывать губы, дважды, чтоб надежнее, подтянула колготки. Да мало ли дел найдется у секретарши после тяжелого рабочего дня?

Они терпеливо ждали внизу. Шеф пошатывался у своей черной «Волги» и махал рукой:

– Машенька, быстрее, опаздываем…

Я лично никуда не опаздывала.

Геннадий Михайлович стоял ближе. Он, наверно, заметил мою неуверенность и прошептал:

– Мария Владимировна, не волнуйтесь, давайте его обманем, – повернулся к шефу и крикнул, – Николай Петрович, пусть девушка, поедет со мной, а мы следом за вами!

Оба, казались, навеселе. Однако у Николая Петровича – водитель, а Геннадий Михайлович сам за рулем. Впрочем, своими глазами видела, шеф хлестал, зато гость лишь пригубливал. Может потому, глупенькая, предпочла белый автомобиль лысого.

Отправились…

Этот долбанный кегельбан находился в дальнем районе города, но Николай Петрович явно не торопился. Я видела, как он что-то говорил водителю, смеялся и все время оборачивался назад, наблюдая, не отстали ли мы. Чего же тогда он меня подгонял? Тут бы удариться в подозрения, но я все ждала, когда Геннадий Михайлович спросит мой адрес и отвезет меня домой. Вот небесное существо, крыльев мне только не хватало! А лысый все мурчал, все успокаивал, руки свободно лежали на оплетенном руле, и только массивный перстень гипнотизирующее посверкивал бриллиантом. Я и впрямь впадала в истому. Лето подходило к концу, но август не собирался отступать, к вечеру холодало, однако в тот день солнце светило, будто прописалось на небе.