Евгения Морозова - Варварино счастье. Том II

И только летом Людмила немного отошла от горя. Она почувствовала начало нового жизненного цикла. Было ощущение того, что она наконец вышла из-под гнета мужа, и должна строить свою жизнь самостоятельно. Летом Людмила чувствовала себя как рабочая лошадка, ей приходилось и ремонтировать дом снаружи и сделать кое-что внутри. В огороде тоже должен быть идеальный порядок, а что уж говорить о заготовке дров и угля на зиму. Она даже научилась колоть дрова! Чего даже в детстве ей не приходилось делать. Помогала матери, а мужская работа – это дело отца. А тут Людмила бегала по двору, выполняя все хозяйственные дела и сама над собой посмеивалась, представляя себя как Робинзона Крузо на необитаемом острове, где ему пришлось научиться всему, даже приручать диких козочек и их доить. Вот и Людмила как Робинзон… Где же конец ее непосильным нагрузкам?!

Она мечтала, что зимой она засядет за рисование, за написание рассказов… А еще нашьет себе нарядов к лету и выйдет на улицу как женщина, имеющая возможность покупать самые модные и дорогие вещи! И она благодарила Бога за то, что он дал ей такие способности сделать красивые вещи из старья… К тому же теперь у нее есть компьютер и она будет участвовать во всевозможных тренингах по формированию независимой личности.

Однако между делом успевала еще принимать людей у себя дома, особенно тех, у кого случались проблемы и беды. Ее ясновидение не ослабло, а напротив, усилилось в экстремальных жилищных условиях.

Но вдруг позвонила ее школьная подруга Василиса и пригласила поехать отдохнуть в Горный Алтай… Там жила ее подруга Варвара с мужем. Людочка согласилась и радостно засобиралась в дорогу.

В Алтайских горах Людмила не была ни разу. Ее восхищала природа, чистый воздух, богатые леса…

А люди значительно отличались по своему характеру от населения средней полосы России. Здесь еще сохранилась чистота в отношениях. Ей было смешно видеть, как Варвара прятала ключ от дома в такое место, которое не обеспечивало сохранность имущества, ключ торчал почти что на виду.

Людмила даже спросила:

– Варя, а для кого или для чего ты оставляешь ключ от дома почти на виду?

– Привыкли так! Да и мало ли что может случиться. Человек войдет в дом, но ничего не сделает плохого… Мы тут все на виду друг у друга. Зайдет, обогреется, чайку выпьет…

Людмила отдыхала душой в этом теплом доме, где все было удобно для проживания, не было темных углов или тайн. Отопление было деревенским – обогревался дом камином. Уют…

И когда в первый же вечер женщины собрались наверху и удобно устроились на одеялах у камина, такое общение уже само по себе располагало к откровенным беседам, можно было не выбирать слова, многолетняя дружба позволяет быть откровенными друг с другом.

Варвара с Василисой, ясное дело, всплакнули о своих потерях. Горе почти одинаковое. Правда, Василиса видела свою погибшую девочку, свою красавицу Светочку, и она ее хоронила лично, а Варвара только получила свидетельство о смерти Артура, и никаких подтверждений к его фактической гибели у нее не было, а была лишь твердая уверенность, что годы пройдут, она увидит сына, если Бог даст ей возможности до этого светлого дня дожить… Подруги обнялись, поплакали и стали уговаривать друг друга, что им есть еще для чего жить, у обеих есть еще сыновья, которым они нужны. Живые матери всегда нужны детям, так как каждый человек чувствует себя более молодым, пока у него есть родители. Но когда они уходят, то человек чувствует себя стоящим на краю, между жизнью и ее окончанием. Как бы исчезает защитная стена…

Варвара сквозь слезы произнесла:

– Вась, посмотри, ты же хорошо больных диагностируешь, как выглядит у тебя перед внутренним взором Артур. Жив он или нет. Какие болячки его мучают? Если не почувствуешь его тела, может, уже его и нет на свете, а я все живу надеждой и с ней умру…

– Подожди, попробую посмотреть. Болела у него правая нога ниже колена, теперь лучше. Была боль в спине, грудном отделе позвоночника, что даже дышать ему трудно было. Сейчас здоровье его в целом хорошее, правда, иногда головные боли я чувствую. Желудок отлично работает, силен физически..Нет, подруга, среди мертвых его не ищи. Будем надеяться, что встретим нашего Артурку дома вот тут, у камина, будем праздновать его возвращение и пить домашнее вино из облепихи, как вот этим, которое перед нами в пузатом графинчике!

Людмила молча сидела в это время рядом с Варварой. Неожиданно выражение спокойствия на ее лице сменилось волнением. Она схватила за руку Варвару и сказала:

– Варя! Сейчас я увидела Артура и он мне подал пачку чистых листов бумаги. И сказал: отдай бумагу матери пусть пишет. Потом подумал и протянул еще одну пачку. Передай ей. Обязательно скажи – пусть пишет! Всё! Я его больше не вижу.

Варвара вытерла слезы.

– Что писать? Я не знаю? Я никогда не писала…

– Вот есть о чем подумать. Он ведь листы бумаги дал не зря и вторую пачку добавил. Мне кажется, что одна пачка – одна книга, а вторая пачка – для будущей книги. Как думаешь, Варвара?!

– Ой, я волнуюсь. Буду думать!

– Девчонки, а давайте за здоровье моего ненаглядного сыночка выпьем домашнего винца! Да и вообще, за всех наших деток, пусть они будут здоровыми и удачливыми!

И все трое с удовольствием выпили по несколько глотков золотистого облепихового вина.

И как бы ни расслабляла женщин обстановка, каждая из них была еще и матерью, и горе, и радости детей отражались в их сердце от детей зеркально. Поэтому Василиса пригорюнилась, и Варя, заметив

грусть подруги, обняла ее и спросила:

– Василисушка, ты мне говорила, что иногда твоя Светочка прорывается на связь с тобой и иногда сообщает что-то ценное. Была ли в последнее время такая связь?

– Вот совсем недавно не было, но когда дочка моя погибла, вскоре у меня был с ней первый контакт, где она мне многие вещи рассказала, и они все потом подтвердились.

А потом через примерно два года у нас снова был четкий контакт, во время которого она мне сказала, что скоро должна прийти в новую жизнь и я ее узнаю, и она будет очень похожа на меня. Что мне не придется даже сомневаться, и что она любовь ко мне принесет в новую жизнь. Та девочка тоже будет меня очень любить. Я тогда много плакала и думала, как же я узнаю свою Светочку в чужом ребенке?

Василиса снова заплакала, сколько бы лет ни прошло, в памяти остается свой ребенок и любовь к нему не уменьшается, она забирает всю душу без остатка. У Василисы сложилось убеждение, что вряд ли после смерти Федора она может кого-то снова полюбить также сильно, всей душой… В душе осталась боль от потери двух самых дорогих людей: дочки и мужа. Вот и до сих пор она все одна, и как-то в голову не приходит то, что еще на нее обращают внимание мужчины. Она этого просто не замечает…