Федора Яшина - Потому что нельзя быть на свете красивой такой… сборник рассказов

– Прости меня Господи, прости меня Господи, прости меня Господи.

«Значит мои ангелочки спят? – спрашивает себя, Лукреция и приятные слезы самосожаления наворачиваются у неё на глазах, – когда же они проснутся, родимые?»

– Так что, давай Лукерья, выпьем за ангелов наших верных, чтоб не уставали особо, и мы, непутевые, чтоб трудностей им не создавали.

– Ты Глашка, будто не про ангелочков вовсе, а про лошадей каких говоришь.

Водку допили. Глафира сидит некоторое время в задумчивости, а затем подзывает банщицу. Шепчет ей что-то на ухо, та понимающе хмыкает, скрывается в своей каморке и через некоторое время, приносит пива ……

…на улице, только начинает светать. Лукреция слышит сквозь свой чуткий алкоголичный сон телефонный звонок. Она нехотя поднимается, оглядывается по сторонам и к своей радости обнаруживает, что находится дома. Звонит Прокл.

Она слышала от кого-то из знакомых, что Прокл, теперь стал кем-то вроде бандюги. Но не бандюга, это точно. Хотя кто знает? Она ведь ничего не знала.

Лукреция не виделась с ним уже около года и до того случая еще год, так что она даже не сразу понимает кто звонит. Прокл говорит, что хочет приехать прямо сейчас т. к. нужно срочно увидеться. Лукреция сперва, по привычке, радуется, как и всякий другой пьяница, надеясь на халявное бухло, которое было бы очень кстати, так как головная боль начала усиливаться, требуя своей законной опохмелки. Но тут пьянь вспоминает, что еще вчера, решила, с сегодняшнего дня не пить. Потому, через силу выдавливает из себя:

– Только без водки и прочего бухла, пожалста.

Она вешает трубку и уже собирается опять лечь на диван, как вдруг видит на полу черную рясу. Лукреции становится не хорошо и смутные предчувствия начинают одолевать ее. Теперь она слышит, что в ванной будто бы кто-то моется.

Так и есть. Матушка Глафира стоит в ванной и намыливает свое староватое тело. Увидев в дверях Лукрецию, она от неожиданности вздрагивает.

– Ох Лукерьюшка, согрешили мы с тобой. Дуры. Бабы пьяные… Уж ты прости меня, бестолковую, что втянула тебя… Уж очень ты хороша была в баньке-то… не выдержала я, юность свою монастырскую вспомнила…

Лукреция кое-что начинает припоминать… «Докатилась! Лесбуха ебаная»

– Все, раскаиваться будем потом и не здесь. Сейчас ко мне друг приедет, так что мойся быстрей и беги в свой монастырь.

Заметно, что Глафира обиделась, но сейчас это даже к лучшему – быстрее уйдет.

Ушла, а через пару минут, нарисовался Прокл. Он внял просьбам и вместо алкоголя принес торт. По такому случаю, Лукреция кипятит воду и заваривает свежего чаю. Торт. Она уже забыла, когда ела его в последний раз. Это было вкусно, приятно…, но блядь, один хер ей хочется забухать. Она чувствует, что ей просто необходимо поделиться с кем-нибудь этой проблемой.

И пьянь не выдерживает – делится. Гость важно задумывается. Кажется, он сразу осознал Лукрециеву беду. Спустя некоторое время, Прокл говорит, что тут один выход – нужно лечиться в специальной, закрытой лечебнице, он мол, знает одну такую. Кореш его, будто бы лечился там и вылечился – уже год не пьет. Лукреция хмыкает и отвечает, что это здорово, и она с удовольствием полечилась бы там, да денег у неё осталось не много – все что годами скопила уже пропила. Осталась так, мелочь.

И тут Проклушка удивляет. Нисколько не скромничая он говорит, что даст бабла.

– С хуя ли, – не верит конченая пьянь.

Тут Прокл немножко мнётся, но потом все же говорит, будто сорвал где-то, нехилый куш. После этого, он на мгновение замолкает, мельком смотрит на огромную клетчатую сумку, которую принес собой и добавляет:

– Теперь мне нужно на время, где-нибудь затаиться.

В общем, он предлагает снять у Лукреции квартиру, а деньги, которыми он заплатит за проживание, можно будет потратить на лечение.

Конечно, предложение звучит слегка гниловато – брать деньги за жилье со своего друга, хоть и не близкого, пьянь не хочет – но, тем не менее. Она думает пару минут, потом еще немножко ломается и решает, что деваться ей, в общем-то не куда. Не спиваться же из-за своей подлой гордыни. И соглашается. «Может они проснулись наконец?». Да и Проклу, в чём тот сам признается, лучше бы пожить одному.

Ловкий бандюга приступает к действиям. Он находит по телефонному справочнику номер той лечебницы и звонит. Там отвечают, что через час будут.

Лукреция тут же начинает суетливо собираться, все время путаясь, не зная толком что с собою взять и по пути пытается давать Проклу всяческие указания по хозяйству, которое за время её пьянства, мягко говоря, сильно порушилось. Тот в свою очередь успокаивает, что все будет в порядке. Он мол, вообще не будет выходить из дома в целый месяц, так что от скуки наведет здесь порядок. Пьянь поверила. Прокл никогда ей не врал.

Когда приехала машина из лечебницы, бандюга залез рукой в ту самую, здоровенную сумку, достал из нее пачку денег и отдал Лукреции, сказав, что это на лечение и мелкие расходы. Пьянь взяла их и не внятно бормоча себе под нос:

– Проснулись голубчики. Проснулись наконец, – с легким сердцем уехала.

Наконец Прокл остался один.

– Кто это, бля у неё проснулся? Совсем крышу у дурёхи сорвало. – Он присел на диван, приколотил небольшой косяк, подкурил и смачно затянулся.

Теперь все будет хорошо. Главное сделано, осталась мелочь – тихо пересидеть месяц никому, не попадаясь на глаза. Повезло, что он умудрился в такой напряженный момент вспомнить о Лукреции. Впечатление, что ему подсказали это откуда-то сверху. В тот момент, когда он уже совсем отчаялся и впал в панику, его будто озарило. В голове кто-то произнес – Лукреция! и все вышло круто. Да, всё же он, Прокл, родился под счастливой звездой. Это точно.

Докурив косяк, Прокл прошелся по квартире, огляделся. Жилье, прямо скажем, выглядело не очень аппетитно. Но деваться было некуда и пришлось взяться за уборку.

Провозился до вечера, зато результат был весьма заметен. Разбросанные по всюду шмотки Лукреции, он собрал в один пакет и запихал на антресоль, помыл полы, содрал с окон шторы и выбросил, ибо они оказались настолько зачморенные, что стирать их было просто в падлу. Стер пыль со шкафов, подоконников и прочего, помыл плиту на кухне, унитаз, ванну… ну в общем сделал все как надо. Проветрил комнаты. Дышать стало легче. По крайней мере, теперь почти не чувствовался этот ужасный запах не свежести, столь присущий квартирам алкоголиков. Позвонил в магазин, который доставляет товар на дом, и заказал всякой ерунды необходимой в хозяйстве. Заказал также пиццу.

Принял душ.

В общем, устроился на новом месте, как мог и начал жить.

Тут надо добавить, что в то время, Прокл очень много курил анаши и как у всякого, кто с этим знаком, у него развилась мания преследования. В свете последних событий, эта напасть беспокоила его особенно сильно. Ему постоянно мерещилась всякая фигня. Он боялся привлечь к себе внимание, потому все время был в напряжении. Естественно, из дома никуда не выходил, боялся даже нос показать. Сидел один, в тишине без музыки и телевизора – у Лукреции ничего не было. Свет естественно тоже не включал, потому жил как зверь – просыпался на восходе и засыпал на закате. Короче говоря, Прокл начал потихоньку сходить с ума. Долгими бессонными ночами его мучила совесть за содеянное. Ему виделось окровавленное лицо того типа, пытающегося выговорить своими разбитыми в клочья губами одно слово: