Станислав Афонский - Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?

А вот другая история… – Вячеслав закурил вторую сигарету. – Пара на пляже играет в бадминтон. Супружеская, очевидно, пара. Женская её половина хороша настолько, что наша группа, «великолепная пятёрка», на других почти обнажённых девушек, лежащих, сидящих, бегающих и ходящих вокруг, почти и не смотрит. Бюст, талия, попа, ножки… Но мужская половина пары ведёт себя как-то странно, на наш взгляд. Нас, впрочем, он совершенно не интересовал. Бросалось в глаза её недовольство своей половиной. Чем-то. То и дело просит его прекратить что-то делать, что ей очень не нравится. А он не прекращает. А она всё больше злится. Он всё больше её чем-то злит… Понаблюдав и уже влюбившись, я, помнится, прокомментировал: «Ну, ребята, этот мужик от своей половины когда-то чего-то дождётся. Доводить женщину до слёз чревато и глупо». Только не понятно было: чем же он её доводил? Ничего вызывающего с его стороны, вроде бы, не замечалось. Играет себе и играет… Молча. Но только, кажется, подчёркнуто молча…

Прошло недели две. В тот день я работал во вторую смену и наслаждался свободой действий до трёх часов дня. То есть, сидел на своей койке, как на самом комфортном месте в комнате, читал книгу и пополнял пепельницу новыми окурками. Время первый час. Стук в дверь. Иду открывать. Открываю и… Застываю в шоке. За дверью. Прямо передо мной – она. Та самая с пляжа. Во всей, только одетой, красе и без ракетки. Мгновенно утрачиваю способности говорить, мыслить и все остальные рефлексы. Мистика! Она, увидев моё состояние, улыбнулась так очаровательно, что я и устоять уже мог только с усилием. В этот критический момент из-за её роскошных волос появилась физиономия моего лучшего друга. Физиономия улыбалась, на мой взгляд, довольно-таки глуповато.

– «Привет… Войти-то можно? Что остолбенел?»

– «Да… Здрасьте, ребята… Проходите, конечно, чего спрашиваешь?»

– «Чего». Сам встал в дверях, как часовой возле винного склада или памятник командору».

Она вошла первой, пройдя мимо меня вплотную и пронзив насквозь током – мимолётным прикосновением своей упругой и напряжённой груди. Невзначай, разумеется…

Усадив её на стул перед неработающим последние месяца два телевизором, лучший друг отозвал меня на кухню, притворил поплотнее дверь и конфиденциально, вполголоса:

– «Слушай, ты бы не мог пойти прогуляться с полчасика – с часик, а? Пока у нас, понимаешь, обеденный перерыв, а?»

– «А на стол вам накрыть не нужно? Чего будете изволить откушать?»

– «Кончай ерничать. Некогда минут терять дорогих. Откушаем по плотски. Прогуляешься или нет, короче?»

– «Если короче, то как-то совсем не хочется… Но так уж и быть – валяй „закусывай“. Чем запивать будешь?.. А откуда закуска-то? Ты как с ней познакомился, каналья ты эдакий? Где?»

– «О подробностях джентльмены не говорят. Если только в общем, то чисто случайно: она к нам в институт устроилась на работу. Инженером по технике безопасности».

Сказать, что я позавидовал, значит не сказать ничего: я ревновал. Я же влюблён был в неё с того самого дня на пляже. Ну почему я не работаю там, где работает друг, или почему она не поступила к нам на работу? Что там царство? Его у меня всё равно нет. Что там все сокровища земли, при моём окладе о них и помышлять нечего. Что там… Да хоть жизнь свою заложить готов, чтобы на месте друга очутиться… Но пришлось уступать ему своё. Койко-место… И – тут же мысль о том, другом мужике – муже этой дамы. Вот уж на чьём месте никак не хотелось оказаться. Моя будущая жена должна была быть ничуть не хуже внешностью, чем обеденная подруга моего друга. Но внутренне – душой и прочими морально-нравственными качествами!.. Но как можно узнать неанатомические качества внутренностей? Я не знаю, чем досадил этой женщине её муж. Не смогу узнать и я тайных причин своей рогатости. Замычишь эдак, ненароком, а почему – так и не узнаешь. Не исключено, ведь, что и моя будущая «половина» способна будет пойти «пообедать» с чьим-нибудь другом в чьё-нибудь общежитие… Половинки – не всегда одно целое, порой и разделяются… И даже чаще, чем соединяются.

Подозревать наперёд неведомо какую женщину и неведомо за что – не хорошо. Но вот же – пример перед глазами. А вот и следующий.

За ней как-то само собой закрепилось прозвище «Чудо-юдо». По сходству поведения персонажа сказки «Аленький цветочек»: существо чудищное есть, но его не видно. Может быть, она и не была таким уж чудовищем. Очень может быть, что очень симпатичная была дама. Но мы её не видели никогда. «Чудо-юдо» и всё. Сравнение, конечно, не ахти. Однако прижилось.

Наш товарищ хранил строжайшую конспирацию. Перед её приходом его одолевала сильнейшая нервозность. Он, как говорят индейцы племени маскишеев, терял лицо и хладнокровие. И требовал нашего немедленного исчезновения из квартиры. Куда угодно, но исчезните. Нашего – это четырёх человек. И мы исчезали. Ненадолго. Визиты Чуда были всегда краткими, как извержение гейзера. Краткими, но, вероятно, такими же бурными. После её ухода, такого же таинственного, нервозность товарища сменялась штилевой успокоенностью и томностью. Лица Чуда мы так и не увидели никогда. Из этого обстоятельства сделали выводы: или она щадит нас, не показывая своего страхолюдного личика, или кто-то из нас знает её, или её мужа. Да – она была женщиной семейной. И жила в соседнем доме, сопредельном с хлебным магазином… Вот в «него» -то и бегала «за хлебом», по пути заскакивая к нашему шалашу. В нём и познавала райские наслаждения со своим любовником на минутку. Заскоки случались и вечером. Но под каким предлогом – нам не известно. Женщины всегда что-нибудь придумают… Семёныч! Ты не бледней – это не про тебя, а про твоего знакомого, ей-ей… Я же говорю: о присутствующих не говорится. Давай-ка ещё пива выпьем…

Пока любовники наслаждались друг другом, мы, покуривая где-нибудь неподалеку, размышляли. Воображение рисовало нам и наше будущее… «Магазинов», хлебных и прочих, всегда больше, чем одна жена, плюс ещё и подруги, и прочие школьные друзья. Ей всегда есть куда сбегать. Окончатся «магазины» – размножатся «подруги». Если и эти исчезнут – другое что-нибудь появится…

Не живи мы в общежитии – никогда не знали бы некоторых деталей семейной жизни других мужчин… Утешала не вполне твёрдая мысль: ну не все же такие, да и мы – не из тех, которые бодаются… Уж мы-то, уж нам-то, уж с нами-то такого не произойдёт… С нашим-то опытом… Может быть. Но: «Всё быть может, всё быть может. Всё, конечно, может быть. Но одно лишь быть не может – то, чего не может быть»… И мы не спешили с действиями. Иногда торопились с выводами или выводы торопили нас… Семёныч! Да не бледней ты, говорю. Не бледней. Чего ты? Ей-ей. Мы же договорились: о присутствующих не говорится… Давай-ка ещё пива дерябнем…