Игорь Агафонов - Картотека Пульсара. Роман. Повесть. Рассказ

– Я?

– Ну не я же.

– Похоже, нет. Да. Забыл про тебя, подружка, извини. Хочешь, стишок прочитаю? Я его, правда, не дословно запомнил, но он такой… можно и самому присочинить. Так что пособляй по мере таланта. Слушай. Рано-рано два барана растолкали великана и проблеяли яму: отчего да почему? И на это великан отвечал… – Вольдемар задумался.

– Не как баран, – продолжил я.

– Ага, ладно. Он содрал с баранов шкуры…

– Но явилися тут дуры.

– Хм. И давай его смешить-распоте-ешивать. В результате энтих дел… Спустил, короче, все денежки.

– …он остался не у дел.

– Нормально. И пришли бараны вновь, пролилась баранья кровь. Что ещё прибавить тут?

– В общем, сделал им капут.

– Нет. Помню: нас в ины места зовут. Но и в тех местах бараны не боятся великанов… Сия истина не новь. Оттого баранья кровь до сих пор сочится в почву и на этом ставим точву.

– Точ-ву?

– Да какая разница.

– Всё равно хорошо. Только это к чему?

– А ты не слыхал по телику? Президент распорядился наладить производство дешёвой водки и пива. И купить сие пойло смогут лишь те, кто предъявит декларацию с указанием доходов, не превышающих две тысячи рублей в год. А, каково?

– Не слыхал. Может, брехня?

– Всё может быть в нашем государстве.

Мы ещё посидели, выпили, поговорили, после чего пошли осматривать гараж, беседку, замечательный пейзаж, открывающийся с обрыва, а потом я отправился домой, потому что Вольдемар стал спотыкаться и его потянуло в сон – не иначе, как перед очередным мировым конфликтом или природным катаклизмом.

У дома врачей Платовых меня окликнул Фулюган.

– Эй, бич номер три, ты что ж, так мимо со слепу и прочешешь?

За забором вокруг дымящего мангала собрались всё знакомые мне персонажи: кроме Фулюгана, сами Платовы – хирург Виктор (он мне чем-то аристократа напоминает, в хорошем смысле слова, и лицом и манерами, чуть-чуть всегда как бы чем-то смущён, – возможно потому, что не пьёт) и его крепенькая, небольшого росточка жена Даша, с миловидным личиком и игривыми серыми глазами, гинеколог; Водяной, притулившийся на пенёчке и жадно уплетающий с шампура шашлык; и ещё Забралов Вадик, заехавший на своём служебном рафике за какой-то надобностью к Платовым.

– Выпьешь? – предложила Даша. – А то нас пьющих тут маловато. Наступление весны отмечаем.

– Так весна уж…

– Настоящее тепло, я имею ввиду…

И в этот момент над нашими головами разнеслось курлыканье: по небу в направлении синеющей гряды леса – там, где по моим сведениям, раскинулись болота – плыл журавлиный клин. Не успели обменяться мы впечатлениями, как с гагаканьем потянулись в ту же сторону гуси.

– Батюшки мои! – восхитился Фулюган. – Вот так та-ак! Все скопом! Сроду не видал такого. Это чтой-то слишком… не к морозам ли?

– Скорей, наоборот – к теплу, – не согласился Вадим. Виктор с Дарьей следили за гусями молча, я же смотрел на всех по очереди, и было мне отчего-то вольно-радостно, дышалось в полную грудь, со сладостью. Общее настроение не разделял один Водяной: открыв рот и выпучив глаза, он перхал, точно подавившийся пёс, вдруг выронил шампур, схватился за горло и боком повалился на землю.

– Эу! – вырвалось у меня.

Первым подскочил Платов и, усадив Водяного, стал стучать ему по спине. Все остальные засуетились вокруг, подавая советы. И тут я увидел, что лицо Водяного начинает приобретать синюшный оттенок. Однажды в детстве я уже видел задушенного соседа по дому (соседом же) – у него было точно такое же…

– Спирт! – обернулся Платов к жене, и та стремглав унеслась в дом и через мгновение вернулась с бутылкой. Виктор уже выхватил из кармана складень, пружина выстрелила финским лезвием и Дарья протянула мужу смоченный спиртом носовой платок.

– Голову держи! – командует жене Виктор. – Руки! – Вадиму. – Ноги! – Фулюгану. – Я же остался без поручения, хотя пальцы моих обеих рук, готовые к действию, стали шевелиться. В это время Платов сделал у задыхающегося на горле надрез, раздвинул края ранки и дунул в неё. Что-то булькнуло в горле у Водяного и раздался лёгкий свист-шипение. Как Платов извлекал кусочек мяса я уже не смотрел, потому что на глаза мои набежали слёзы. И вот уже Водяной усажен вновь на пенёк, разинул рот и таращит глаза, ничего, очевидно, не соображая, а Дарья с Забраловым бинтуют ему шею.

– Ну чего, – спокойным голосом говорит Платов, споласкивая руки в блюде с водой, – вот тебе и пациент, Вадик. Так что не зря заехал. Запишешь себе ходку на законном основании.

– Да-да, – усмехается Забралов, не оборачиваясь, – сейчас и помчимся.

– Ты в реанимацию, на всякий случай, заедь прежде, – говорит Дарья, – всё ж ки он не дышал несколько минут, как там с мозгами…

– Завернё-ом.

И мы всем табором ведём Водяного к машине.

Просыпаюсь от того, что хлопнула дверь.

– И-е! – голос Фулюгана. – Лекарство принимать бушь? – и вытаскивает из-за пояса «Столичную».

– Лекарство? – я сажусь и не ощущаю в теле тяжести. Фулюган уже разливает по стаканам, улыбается.

– Ты чего? – спрашиваю.

– А помнишь, я говорил про Водяного?.. Умрёт не своей смертушкой.

– Но он же не помер. Или что?

– Во-от, остережение свыше! – Фулюган смотрит на меня так, словно ждёт одобрения за свою проницательность, но я отвожу глаза на сосны за окном, которые мы посадили с сыном, их нижние ветви отяжелели зимой от снега и теперь, давно обтаявшие, так и остались лежать на земле.

– Надо рядок-другой отпилить, – перехватывает мой взгляд Фулюган.

– Зачем?

– Чтоб ввысь тянулись быстрее. И чтоб жизнь обновлялась.

И вот уже с ножовкой в руках колдует он у первой сосны, а я стою поодаль и выражаю сомнение в целесообразности затеянного, но он не реагирует, что-то бормочет себе под нос.

– Ты чего там бурчишь?

– Колдую.

– Колдуешь?

– Да, – он тычет пальцем в одну ветвь, затем в другую, третью: – Это ты, это твой сын, а это, – и он принимается энергично пилить, – твоя жена! Вот увидишь, она в другой раз приедет и обязательно спросит: кто отпилил, пошто? И знаешь, что нужно тебе отвечать?

– Нет. Что?

– Скажешь так: я тут не один.

– Ну прям как пароль. Что же он обозначает?

Фулюган отирает со лба пот:

– То и обозначаит, чтоб отвязалась, нечистая сила! – И он, насупясь, переходит к другой сосне, затем к третьей, и, похоже, верит в то, что совершает не напрасную работу.

Меня вдруг осеняет догадка: ему не хочется оставаться в следующую зиму одному на участках – не страшно, но тоскливо. (А первый бич – Однорукий – давеча говорил, что на зиму переедет в город).

– Значит, сказать: «Я тут не один»?

– Что?

Ну что ж, ну что ж… Кто знает, как оно повернётся?

А летом у Фулюгана появилась симпатичная узбечка с ребёнком в коляске. Кто такая? Ну да придёт – расскажет…