Александр Владимиров - Товарищ курсант, я вас узнал! Рассказы

Чтобы скоротать время, идем прогуляться по территории жилого городка. К нашему удивлению – на улице ни души. Говорят, что человек чувствует на себе пристальный взгляд другого человека. Мы же сейчас явно ощущаем отсутствие взглядов, и от этого нам немного неуютно.

– Так суббота же, все на реке! – раскрывает загадку дежурный по КПП.

Мы направляемся к реке Селенге и видим, что пологий берег вправду густо «заселен» отдыхающими компаниями. На расстеленных плащ-палатках и пледах – закуски и напитки, соответствующие дню недели. Офицеры, свободные от службы, жены, дети – все население городка здесь. Несмотря на жару, никто не купается: Селенга – река с норовом, с ее течением может не справиться и опытный пловец.

Наше появление не осталось незамеченным – это мы понимаем по уменьшению громкости женских голосов и направленным на нас оценивающим взглядам.

По закону природы молодые самцы, ощущающие повышенное внимание особей женского пола, делают все, чтобы это внимание удержать и укрепить. Павлины, например, распушают свои шикарные хвосты. Но у нас нет хвостов, что серьезно усложняет задачу.

Мишка Перков находит выход. Он подходит к полузатопленной лодке, на носу которой стоит мальчишка лет десяти с удочкой.

– Пацан! Дай дяденьке половить рыбку! – нарочито громко и развязно произносит Мишка.

Не смея отказать девятнадцатилетнему «дяденьке», паренек протягивает ему удочку.

– Только крючок не оборвите, – просит мальчик.

– Да я с удочкой родился! – гордо заявил Мишка, и с этими словами (сильно меня удивившими) взобрался на самый нос лодки и закинул удочку.

Надо сказать, что его ладная фигура в курсантской форме и сверкающих хромачах смотрелась на носу затопленного «баркаса» эффектно, не хуже ДиКаприо на «Титанике». Градус внимания к моему другу достиг апогея, в чем я успел ему немного позавидовать. Поплавок, подхваченный быстрым течением, летел слева направо и вдруг резко нырнул под воду. Весь «зрительный зал», включая галерку, замер…

Может, все-таки Мишка и родился с удочкой, но пользоваться ею не научился. Он рванул снасть с силой, рассчитанной на ловлю небольшой субмарины. Далее немало сил было потрачено им на то, чтобы устоять на носу лодки. Наконец он обрел равновесие и замер с поднятой вверх удочкой, а вокруг его головы на леске крутилось нечто бесформенное…

В наступившей тишине раздался голос мальчика:

– Ой, дяденька, вы гальдон поймали!!

Да, да! Именно так – и не иначе – воскликнул юный владелец удочки! И воскликнул с таким неподдельным удивлением и восторгом, да так громко, что даже те, кто находился в отдалении, поняли, что на крючке моего друга болтается не первой свежести презерватив.

Мощный хлопок смеха поднял в воздух дремавших на деревьях птиц. Смеялись офицеры, смеялись дети, включая младенцев. Но особенно издевательски звучал смех женщин – по крайней мере, так казалось моему другу. Смеюсь и я: хотя и понимаю полную безнравственность своего поведения в столь драматической ситуации, но ровным счетом ничего поделать с собой не могу. Да что там – смеюсь! В конвульсиях я падаю на дно полузатопленной лодки в лужу из тины и рыбьей чешуи. Никогда не думал, что смех требует столько энергетических затрат!

Через несколько минут поднимаюсь в безнадежно измазанном буро-зеленой жижей обмундировании, опустошенный и обессиленный. Меня бьет озноб и невыносимо болят мышцы брюшного пресса. Так в жизни я больше никогда не смеялся…

Прости, брат!

Неплохо изучив за два года Мишку, я хорошо знал, что самолюбие и главная болевая точка у него находятся в одном и том же месте.

Он поворачивается ко мне и каким-то чужим голосом произносит:

– Поклянись, что никому в училище об этом не расскажешь!

Я клянусь.

– Дай честное офицерское слово, – настаивает Мишка.

Даю.

– Дай честное партийное, – полушепотом, чуть слышно произносит мой приятель.

– Землю не надо есть? – пытаюсь отшутиться я.

Он бросает на меня такой недвусмысленный взгляд, что я тут же понимаю полную неуместность моей неуклюжей шутки и уступаю просьбе приятеля…

Мое обмундирование требует стирки, и это единогласно принимается в качестве причины того, что о походе на танцы сегодня не может быть и речи. На занятиях по философии мы уже проходили категории «повод» и «причина». И мы со знанием дела молчим вслух о том, что истинной причиной отказа от сегодняшнего похода в клуб является возможность встретиться там со свидетелями Мишкиного бенефиса на берегу Селенги…

Два года я был верен данному слову и хранил молчание, пока Мишка на каком-то застолье сам не рассказал о своем рыбацком трофее.

На втором году нашего пребывания в училище командирам пришла в голову гениальная мысль: все учебные группы должны передвигаться по территории училища под барабанный бой. Начался процесс всеобщей барабанизации курсантских подразделений.

Наиболее прогрессивная часть курсантов (то есть все!) считала, что барабан есть фактор несвободы; и от одной мысли, что нужно будет попадать именно левой ногой в сильную долю барабанного боя, приходила в состояние благородного негодования. Мы? Под барабан?! Никогда! «Идут бараны и бьют в барабаны» – это не про нас!

По училищу прокатилась волна порчи ударных инструментов и забастовок барабанщиков. Но проявления антибарабанного радикализма были достаточно быстро подавлены командирами: испорченное имущество восстанавливалось за счет выявленных (или назначенных) виновников, а подготовка новых барабанщиков взамен сидевших на гауптвахте шла достаточно быстро.

Как бы то ни было, вскоре впереди каждого курсантского подразделения шагал барабанщик и по мере своих музыкальных способностей задавал темп движения взводов и рот.

В нашей «певческой» роте на должность барабанщика не претендовал никто. По крайней мере, на общем собрании никто открыто не вызвался взвалить на себя эту ношу… Решением командира роты барабанщиками были назначены руководитель вокально-инструментального ансамбля курсант Трифонов и прибывший недавно в наше подразделение из Рязанского автомобильного училища курсант Стрелков.

Если Трифонов был назначен барабанщиком, дабы искупить все грехи участников ансамбля, которым он руководил, то Мишка Стрелков попал «под раздачу» случайно – хотя такая популярность ему, в силу врожденного честолюбия, видимо, нравилась.

Вскоре мы поняли, что «всеобщая барабанизация» оборачивалась еще одним неудобством: все перемещения учебных групп по территории училища становились (какой бы подобрать глагол?) … осязаемыми. Бум-бум – идет учебная группа.

Бум-бум-бум, «стучали» барабанщики, и вследствие этого становились еще и невольными… ну, что ли, информаторами руководства о приближении жаждущих минимальной публичности курсантских подразделений. Так заложники известности сполна платили за свою популярность.