Владимир Данилушкин - Без купюр о Магадане. Ироническая проза

Взять бы красноречиво промолчать, сверкнув глазами: изыди, сатана! А меня будто под бок толкают, и само собой вырывается: нету, говорю, у меня такой суммы и взять негде.

Кому-то, может быть, это аргумент показался бы исчерпывающим ситуацию, но не такому японоигроку.

– В таком случае, – говорит, – я уполномочен самим императором Страны Восходящего Солнца предоставить необходимые атрибуты для исполнения церемонии бесплатно.

Ого! Подумать только – можно, не сходя с места, сэкономить сто тысяч зеленых, – в первую миллисекунду я чуть не взорвался от восторга. Потом-то, во вторую миллисекунду, разобрался, что к чему. Задумался. Может, они мне эти деньги выдадут, я бы жене подарил…

Обжегшись на молоке, дуют на воду, более того, набирают ее в рот. Крыть нечем. И нету рядом адвоката Панды. Подловил меня самурай. Тут не отвертишься. А с другой стороны, что дергаться? Пожил свое, хорошего не видал, а лучшего в мои годы глупо ждать. Тем более что случай хороший подвернулся для общественного резонанса. Пустить круги по воде. Да, надо еще чуток потянуть, авось кривая вывезет.

Неудобно как-то. Народ вдруг собрался, торжественные все, праздничные, одно слово – иностранцы. Уши помыли. Нефритовые ожерелья надели. Нельзя обманывать массовые ожидания. Иначе в международный конфликт может перерасти. Судьба Курильских островов, вон, по-прежнему актуальна. Впрочем, если поразмыслить, где наша ни пропадала! И не думать надо, а поддаться порыву. Или грудь в крестах, или рояль в кустах.

Надо соглашаться. Выдержать мхатовскую паузу и заявить. Скашлянул, дрожь унял. Дайте, – говорю, – саке, и не кувшинчик, а ведро. А последней сигареты, сами понимаете, не надо. Лучше два ведра саке. Флягу.

Когда мы в семидесятых годах с однокашником Степаном хоккей смотрели, два ящика «Жигулевского» за матч выдували, с балычком на «ура» шло, по-вашему «банзай». Наши тогда красиво выигрывали. На таком эмоциональном подъеме любое сипокку по икебане.

Саке… Боже мой, знаю я саке. Как брага. Моя тетя-железнодорожница в сибирском городе Черепаново лучше всех брагу варила. Там и кумыс был, лошади на подножном корму. Я кумысом лечил свою дыхалку, а в свободное время для общения и отмечания государственных праздников пьяную вишню из бутыли выуживал. Входил в мир алкоголя. Тете второй муж сухофрукты из Ташкента привозил, когда в спецсвязи служил и давал мне подержать револьвер.

Японцы по какому-то изгибу истории были на экскурсии в нашем городке, угощались. Пригубили брагу и забыли традиционную восточную сдержанность: мол, Татьяна-сан, продай нам рецепт-сан. Кимоно предлагали, чтобы задобрить, оно у них больше автомобиля стоит. Правда, тетя больше всего любила ватник, а ради приличия надела доху из монгольского сурка, сшитую во времена Халхин-Гола, когда мы самураям гол забили.

Моя любимая тетя немало повидала на своем веку. Научена горькому до слез. Улыбками, улыбками, перевела стрелку. Иностранные гости родную япономаму забыли. Ей их предложения слышать было тяжко, будто родину продать. У нее первый муж в тридцать седьмом в расстрельном списке как раз японским шпионом проходил.

Первую стопочку бражки я за тетечку свою железнодорожную опрокинул, вторую за дядю, он на финской зубы все до одного от цинги без щипцов вынул, за мать мою, она за жизнь капель двадцать водки выпила, за отца, он на озере Хасан рану получил.

По стопочке, по стопочке, бутыль пустеет. Если коней не гнать, можно с утра до вечера три бутыли на двоих потребить.

Когда-то давно я читал про китайца или кого-то еще, не помню, у которого в желудке жили дрожжевые грибки. Стоит поесть сладкого, начинается брожение и похмель. Елку тебе в палку! Всегда под балдой, веселый. Конечно, это не магаданец Сережа с говорящей фамилией Брага. Гитарист-любитель. И на аккордеоне душевно играл русские песни. Мы же вместе марафонский концерт проводили во Дворце культуры автотранспортников – трое суток без отдыха. До конца жизни напелись. Сережа варил превосходную брагу – как говорится, фамилия обязывает.

Где он теперь, милый человек? Тут в прессе мелькал Непейпыво. Возможно, поменял прозвище, жизнь с нуля начал. У японцев, кстати сказать, принято – фамилию менять, с нуля создавая что-то значимое, например, новую книгу. Чтобы не довлел прежний авторитет.

Конечно, будь Сережа рядом, оно бы веселей пошло. Но сипокку – это одиночный забег. Покруче русской рулетки. Присосался я, пью брагу крупными глотками, закусываю копченым кижучем, весело мне, о печальном еще успеется. Изрядно, надо заметить, выпил. На песни потянуло, а их-то и нет у меня. Только одна прорывается сквозь смущение и косноязычие:

Наверх вы, товарищи, все по местам.

Последний парад наступает!

Так это же о героическом крейсере «Варяг», сто с лишним лет назад было дело. Вроде как немец слова написал, а наша поэтесса перевод сделала: в начале прошлого века мадамки для самоотверждения и заработка переводами пробавлялись.

Не думали, братцы, мы даже вчера,

что нынче умрем под волнами.

Прадед мой за Цусиму медаль получил!.. Эх, икебана-мать, японоотец! Командование Страны Восходящего Солнца, лица, приближенные к императору, естественно, японскому, были поражены поведением солдат и командиров противника, полным презрением к смерти, на которое способны одни лишь самураи.

Слышал я, как современный японский вокалист «На сопках Манчжурии» по-русски навзрыд исполняет. Я так не сумею!

Вот еще полведра саке выпил, вот на донышке осталось. Последний, самый сладостный глоточек. Кому посвятить? В горле мигом пересохло: все мое внимание переключилось на небольшой меч самурайского вида. Этим клинком сето делают взрезание живота крест накрест. И в этот момент совершающему сипокку специальный человек отрубает голову. Сто тонн баксов, думается, ему предназначались. Это же сколько «Нисанов» можно купить?

Ну, присел я, как положено, на колени, набрался решимости и с криком «Вонзай!» нацелил холодную сталь в самый пупок. Вот, ведь, думаю, какие слова похожие «пупок» и «сипокку». Наверняка, наша была идея, но кто теперь Россию не пнет, не унизит! Книгу, подаренную внуку родителями, недавно читал, так там утверждается, что радио изобрел не Попов, а Маркони, в космос первыми полетели американцы и они же победили в 45-м. Тогда, может, и водку изобрел не Менделеев, а какой-нибудь Смит, а ненормативную лексику, самую крепкую в мире – Конфуций?

А, была, не была! Дурдом на дурдоме сидит и дурдомом погоняет. Прощайте, друзья-поэты, прозаики, эссеисты, прощайте редакторы, корректоры и любезные читатели!

Набрал воздуху побольше, вонзил клинок, а оттуда как – сипокк! покк! – брызнет! Когда свежий пивной бочонок открывают, видели? Может на пять метров фугануть. Струя в глаз, струя в рот, а пивной дух, сусляной, соответственно в нос! Слезу вышибает. Льет и льет саке, хлещет, будто трубу прорвало. На всю эту праздничную толпу, на икебану, сони, кавасаки, судзуки, санье, гейшу, инфанту.