Аннет Бове - Черная Мадонна

В понедельник мы встали ни свет, ни заря, и правильно сделали. В семь утра Центр уже жужжал, как улей. У двери в дирекцию выстроилась огромная очередь. Альфредо выдавал клочки бумаги с написанным от руки номером и временем приема. Получив свой талончик, все снова расходились по комнатам. Очередь двигалась довольно быстро. Мы не стали рисковать и сели на лавку под апельсиновым деревом.

– Как ты думаешь, почему никто не рвет апельсины?

– Может, это запрещено. Может, они для красоты.

– Надо будет попробовать как-нибудь сорвать.

– Смотри, осторожно, скажут, что мы их общественные сады обворовываем.

На прием мы попали уже после завтрака. Питание, надо сказать, пока оставляло желать лучшего. Но одно преимущество всё же успокаивало – кормили нас бесплатно.

В половине одиннадцатого мы зашли в дирекцию, состоявшую из трех комнат: кабинет директора и двух приемных с отдельным выходом во двор. В приемных было по два стола, и везде шла работа. Каждый сотрудник выполнял определенную функцию. Один отвечал за документацию, другой за административные вопросы, третий за финансовое обеспечение, четвертый – за обучение и трудоустройство. Надо было пройти через руки каждого из них. Сначала занялись формализацией нашего здесь пребывания. Заполнили пару очередных анкет, сняли копии всех документов.

У испанцев очень популярно добровольческое движение во всех сферах. Особенно, когда дело касается иммигрантов и беженцев. Наш центр не был исключением. Подавать документы в паспортный стол полицейского участка, становиться на учет в поликлинику и получать прописку по месту жительства мы ездили с добровольцами.

С этого же дня начались вечерние классы испанского. Их тоже проводили учителя-волонтеры, поэтому каждый из пяти рабочих дней недели приходил новый преподаватель.

Нас записали в первую группу. Всего их было три: начальный, средний и… чуть выше среднего. На большее рассчитывать не приходилось, так как занятия были предназначены только для того, чтобы научить нас немного ориентироваться на местности. Если у кого-то появлялось желание совершенствовать языковые навыки, нужно было заниматься этим самостоятельно, искать более профессиональные курсы.

После занятия мы вернулись в комнату. На столе я увидела апельсин.

– Он на земле лежал. – услышала я твой извиняющийся голос, – Нормальный, не гнилой. Всё равно в этой суете никто не заметил, что его там больше нет.

– Может, они дикие, кислые. Дай-ка я попробую.

Но было поздно: долька краденого апельсина уже была у тебя во рту.

– Фу, кислятина. Он мне ещё и в глаз брызнул.

– Промывай водой скорее.

– Блин, щиплет!

– Ничего, не смертельно, – посмеивалась я, – Наверное, это дичка, как у нас дикий абрикос или какое-нибудь дикое кислое яблоко. Потому их никто и не рвал.

– У нас дикий абрикос язык не щиплет и в глаза кислотой не плюется.

– Ещё наедимся мы здесь волшебных фруктов.

На ужин, после основных блюд, нам дали по йогурту и по невероятной сладости апельсину.

– Вот видишь – ждать пришлось не так уж и долго.

Мы сели во дворе, очистили их и с удовольствием стали есть, захлебываясь соком. Нашу трапезу прервал симпатичный смуглый паренёк:

– Привет, как дела?

– Привет, нормально.

– Меня зовут Даниэль, я из Эквадора. Вы русские?

– Да, из Москвы. Ты здесь давно?

– Два месяца. Как вам Малага?

– Нравится! Тепло очень.

– Да, в России у вас там всё время мороз.

Тогда мы ещё довольно доброжелательно относились к таким заявлениям и не ленились объяснять, что Россия большая, что есть зоны с довольно мягким климатом, и что там тоже проходят все четыре времена года, холодно зимой, а летом всё-таки жарко. Но так уж формируются человеческое стереотипное мышление, когда не знаешь подробностей и ориентируешься только на услышанную то там, то сям общую информацию. Абсолютно каждый новый знакомый, с кем нам приходилось встречаться впоследствии, задавал одни и те же вопросы и удивлялся одним и тем же вещам. Узнав, что в Мадриде мы замерзли, он округлил глаза:

– Вы мерзнете? Вы же русские! Для вас наша зима – это лето, наверное.

Ещё мы познакомились с парой из Колумбии. Сара и Томас. Позже оказалось, что они просто договорились уехать вместе со своего континента, а здесь запросить убежища, как супруги. Не знаю, был ли в этом какой-то смысл. Возможно, это зависело от истории, которая с ними произошла на родине, но обсуждать эти подробности среди беженцев было не принято. Каждый хранил свой рассказ для чиновников и не особо стремился открывать всем вокруг свою боль.

Ничего не скрывала только Маша. Она вообще была очень странная, и многие этим пользовались. Мало кто пытался помочь.

– Я сначала в Бельгию махнула, хотя виза у меня была испанская – её проще было получить. Но Бельгия богаче, там условия очень даже ничего. Пришла на собеседование и говорю, мол, так и так, в России разруха, есть нечего, работы нет. Дайте убежище. А они даже слушать меня не стали, отправили в Испанию. Ну, а я не расстроилась. Здесь мужчины красивые, может, найду себе жениха. Только на этот раз я уже была поумнее. Говорю офицеру на допросе: «Сеньор, помогите, меня муж бил, я от него сбежала, а он меня преследует, грозится прикончить, как встретит». Заплакала, конечно. Он меня водой отпаивал. Дело приняли, но через полгода всё равно отказ пришел. Мой адвокат подал апелляцию. Посмотрим, что дальше будет. Разрешения на работу не дали, но я без контракта уборку делаю в квартирах у испанцев. Так что прорвемся!

Не стали мы её разочаровывать, хотя понимали, что её случай никоим образом не подходит ни под одну статью Женевской конвенции о беженцах. Тут уж дело было в терпении, а этого у неё было не занимать.

– Маша, вы знаете, что в испанском надо обязательно проговаривать все гласные так, как они пишутся?

– Да, знаю, конечно.

– Есть такие слова, где менять О на А или наоборот нельзя, потому что получается другое слово и не всегда очень приличное.

– Ну, что вы мне рассказываете? Я знаю.

– Вот Вы, Маша, говорите в столовой, когда нам курицу готовят: дайте мне куриную ножку. Как вы это поизносите? Как вы говорите – pollo?

– Пойя.

– Ну, вот, пожалуйста, опять.

– Что?

– Надо говорить пойо – четко произносить О в конце, как если бы вы говорили «молоко», а не «малако».

– Я так и говорю! Пойя, пойя!

Учителя, работники дирекции и даже повара по доброте душевной пытались ей несколько раз объяснить, что нельзя редуцировать гласные, иначе можно попасть в неловкую ситуацию, путая слова pollo 5 5 цыпленок – перевод с испанского (прим. автора) и polla 6 6 мужской половой орган – перевод с испанского (вульг., прим. автора) , cajones 7 7 ящики стола/шкафа – перевод с испанского (прим. автора) и cojones 8 8 тестикулы – перевод с испанского (вульг., прим. автора) и так далее, но толку от этого не было – Маша настойчиво произносила испанские слова по русским правилам.