Роман Булгар - Обрученные судьбой. Книга вторая. На переломе

Совершенно не понимая, куда она клонит, мужчина неопределенно пожал озадаченными плечами:

– Друг…

– И ты мне больше, чем друг?

Окинув ироничным взглядом разобранную постель, Рэм, конечно же, был вынужден подтвердить:

– Выходит, что больше…

– Ну вот! Зачем же мне еще кто-то?

Рэм крепко-крепко зажмурился. Боже, в нем все содрогнулось. Она совсем не понимает того, о чем он толкует. Или же она искусно ведет неведомую, пока нисколько непонятную ему игру? Чего она добивается? Ах, Рина-Рина…

– Рина, девочка, но я далеко от тебя. Что толку от далекого друга?

И снова его щедро одарили лукаво загадочной улыбкой:

– Да, ты прав, конечно. Тепла от тебя, как от луны. Но даже мысль о тебе согревает мою душу. Мне этого вполне пока достаточно. Пока…

Глядя на Рину, мужчина хмыкнул. Его-то все равно на мякине не провести. Он давно уже не мальчик и кое-что в этой жизни пока еще понимает, и кое в чем неплохо разбирается. Особенно в женских глазах.

– Может, это и не мое дело, но у тебя, Рина, все-таки кто-то есть. Ты не похожа на одинокую по всем статьям женщину. Признайся…

Вспыхнули ярким огоньком женские глазки, которые он смог столь верно просчитать, и предусмотрительно поспешили уйти в сторону:

– Рэм, я бы пока не хотела касаться этой темы.

– Значат ли эти твои слова, что мне следует скромно замолкнуть? – прикрыв свой рот широкой ладонью, Рэм озорно подмигнул.

Если ей неприятно, то он оставит все свои наблюдения при себе. Только, насколько он еще помнит, Рина всегда обожала послушать его.

– Нет-нет, Рэм, ты продолжай. Я хочу выслушать тебя до конца. Но ты, пожалуйста, не задавай мне вопросов, – предупредила она.

Многозначительной улыбкой женщина дала ему понять, что придет время, и она на все ответит. Но только не сейчас, а после того, как…

– Хорошо, Рина, – уголки мужских губ понимающе опустились вниз. – Боюсь, конечно, ошибиться, но я выскажу предположение, что изменившиеся формы твоих грудей говорят мне о том, что ты, девушка, возможно, рожала.

– Даже так? – женщина озадаченно моргнула.

Нарвавшись на его граничащую с полной бестактностью или же с дерзостью откровенность, она смутилась и отвела глаза в сторону.

– Ты, Рэмка, помнишь, какими они были? Это мы не обсуждаем. Но тебе не кажется? – она, придя в себя, негодующе взмахнула ресничками.

– Что мне не кажется? – отпарировал Рэм вкрадчивым вопросом.

Мягким движением руки он заставил ее смотреть ему прямо в глаза.

– Ты хочешь сказать, что я вторгаюсь в запретную зону? Но это не я затащил тебя в постель, а ты – меня. Разве ты, девочка, не знаешь, что близкие отношения могут предполагать и что-то еще? Извини, конечно, если я случайно задел твою больную тему. Но я не склонен думать, что испытанное тобою потрясение как-то связано с потерей ребенка.

– Нет, не связано, – словно подтверждая, ее лицо осветилось мягкой улыбкой. – Можешь не беспокоиться. Ты не сказал мне ничего такого, что могло бы причинить мне боль. Что ты еще можешь сказать обо мне?

– Я могу предположить, что ты эту квартиру снимаешь. Причем, уже давно. Возможно, что она даже принадлежит тебе. Хотя, признаться, я теряюсь в догадках и пока не могу уяснить, как могло случиться, что у тебя появилось собственное жилье…

Наверное, он попал в самую точку, потому как в ее глазах зажглись веселые и чуточку дразнящие огоньки. Рина чуть сузила один глазик:

– И что заставляет тебя думать подобным образом?

– Я знал от Сашки Григорьева, что ты уехала в эти места к своим родственникам. Но хочу заметить, Рина, что тут городок для военных. Знаешь, получить среди них квартиру? Весьма проблематично. И трудно понять, каким же образом. Но живешь ты здесь прилично.

– Почему? С чего ты взял? – мгновенно спросила она.

Затаив дыхание, Рина, выжидая, прищурилась. Ее всегда поражала его способность к аналитическому мышлению и не только.

– Потому что тут, Рина, милая девочка, нет чужих запахов. Ну, нет, к примеру, чужих парфюмерных запахов. Исключительно твои. Да-да, присутствуют одни запахи твоих духов. Я еще хорошо помню твой вкус. У тебя всегда был отменный вкус. Наверное, оно у тебя врожденное…

– Однако же! – женщина усмехнулась. – Ты, Рэм, слишком много помнишь для человека, у которого есть любимая жена. Но я рада…

– Чему? – мужчина чуть наклонил голову.

Рэм внимательно посмотрел на женщину. Ему хотелось знать, чему это Рина так рада. За эти годы она стала другой. Из немного наивной и очаровательно взбалмошной девчонки Рина превратилась в совершенно обворожительную и изысканно утонченную женщину.

– Твоему отношению ко мне. Я еще раз убедилась, что не была для тебя в те дни простой игрушкой, одним лишь удобным средством для удовлетворения твоих собственных потребностей.

Грустно усмехнувшись, мужчина укоризненно качнул головой:

– Рина, кажется, тогда я тебе обо всем четко и довольно ясно сказал. Я тебе во всем откровенно признался. Мы во все внесли ясность.

– Может быть, – она задумчиво провела пальчиками по его лицу. – Но мне, знаешь, могло показаться, что ты качнулся в мою сторону от охватившего тебя глубокого отчаяния. А потом, когда все переменилось, ты резко повернул оглобли своих саней в другую сторону.

– Рина, поверь мне… – Рэм придержал ее пальчики возле своих губ.

Он нахмурился. Прошлое снова настигло его, накатило тяжелой волной, и его глаза подернулись серой дымкой.

– Рина, ты же не знаешь, как тяжело было мне принять то решение. Мое сердце разрывалось на две части. Если бы не дочка, я бы к ней, к Дине, никогда не вернулся бы. Я остался бы рядом с тобой…

– Когда-то ты говорил, что не смог бы прожить со мною всю жизнь.

– Сейчас я так не думаю.

– Почему?

– С годами, Рина, все-все меняется. На некоторые вещи начинаешь смотреть несколько иначе, а порой и совсем по-другому…

То, что ему когда-то казалось совершенно невозможным, сейчас таковым не видится. Если бы в его жизни не существовало бы Дины, он с огромной радостью стал бы жить ради Рины, ради ее счастья…

– Почему ты, когда я тебя позвала, ничего не спрашивая, послушно пошел за мной? Пошел ты на заклание, как жертвенный барашек…

– Почему я пошел за тобой? – он улыбнулся. – Дело было так:

– Мило, однако. Ты все еще говоришь стихами?

– Нет, Рина, почти нет. Пропала юношеская восторженность миром. Все приелось. Внутри все больше горькой желчи. Где уж тут говорить стихами? Из истерзанной мучительными сомнениями и колебаниями души рвутся одни лишь отборные и многоэтажные матюги…

И еще он хотел добавить, что не его в том вина, а всего того, что окружает их, что на самом корню душит все яркое и индивидуальное, не вписывающееся в общие рамки. Хотел Рэм сказать, но промолчал.