Владимир Дулга - Трое на плоту. Таёжный сплав

А лёд всё шёл и шёл, громадные льдины не вписывались в повороты и въезжали в прибрежный кустарник, следующие за ними бились о передние, заталкивая их ещё дальше. С грохотом ломались ветки, подмытые берега обваливались, увлекая за собой растущие на них сосны и кусты черёмухи. Всё это плыло вниз по течению и застревало на ближайшем перекате. Река буйствовала несколько недель, постепенно успокаиваясь, и уже к концу месяца вошла в своё, обычное русло. О былом разгуле напоминали лишь сломанные кусты, завалы бревен на мелководье, мусор на берегу и кое-где застрявшие в кустах и оставшиеся на берегу льдины. Пришла весна!

Мы жили в Северном городке и, как большинство детей военных, часто переезжали с места на место, менялись города, посёлки, школы. Приходило время расставаться с одними коллективами и вливаться в новые классы, многие помнят то любопытство в десятках детских глаз, когда ты стоишь перед классом, а учитель говорит:

– Познакомьтесь, это наш новый ученик!

Недельку – две ходишь с кличкой «Новенький», а потом появляются друзья, и ты становишься своим, как будто был здесь всегда. Некоторых родителей переводили очень часто, поэтому редкий счастливчик оканчивал школу с друзьями по первому классу. Обычно коллектив друзей – товарищество, существовало три-четыре года, а затем приходил приказ, и ребята разъезжались. Но оставались друзьями и переписывались годами, порой, будучи уже взрослыми.

На каком-то этапе взросления судьба свела вместе нас – троих надёжных, верных товарищей. Несмотря на то, что мы учились в параллельных классах и жили в противоположных концах военного городка, сближала ребят неистребимая тяга к путешествиям, жажда приключений, рыбачий азарт и любовь к суровой забайкальской природе.

Один из друзей – Владимир, из-за своей фамилии, среди сверстников был больше известен, как «Фома». Это был хорошо сложенный, круглолицый, коренастый парень с правильными чертами лица, чуть-чуть вздёрнутым носом, карими глазами, жестким ёжиком зачёсанных назад волос и ямочкой на волевом подбородке. Фома отличался большой физической силой, занимался штангой и боксом, доблестно защищал ворота в хоккейных баталиях. Как все сильные люди, был добродушен и выдержан, большого труда стоило вывести Фому из себя, но не меньших усилий требовалось для того, чтобы успокоить кем-то рассерженного друга. Вовка не переносил обмана и необязательности, никогда сам не опаздывал. Первым не применял свою недюжинную силу, к поверженным врагам был снисходителен, убегавшего противника не преследовал.

Другого друга звали Юрием, и странно было то, что охочие до всяких обидных прозвищ дети, его фамилию никак не трансформировали, он так и остался Жаровым. Причем реже – Юра, чаще – Жаров. Это был худощавый, среднего роста мальчишка, со слегка вытянутым лицом, немножко заострённым носом. Его большие, серые глаза казались ещё больше за стёклами квадратных, в тёмной оправе, очков. В целом лицо можно было назвать интеллигентным.

В походах отличался редкой выносливостью и трудолюбием. По характеру был полной противоположностью Фоме, не терпел пунктуальности, само слово «порядок» воспринимал как личное оскорбление, постоянно опаздывал на ранние выезды. Вместе с тем, всегда был в готовности помочь попавшему в беду товарищу, мог поделиться последним, в самых сложных ситуациях не выказывал трусости.

Третий из друзей, тоже Владимир, по многим показателям занимал серединку, являлся соединяющим звеном и генератором идей всей команды. За желание постоянно что-то мастерить звался «Делкиным» на прозвище не обижался, был достаточно крепким, выносливым, занимался теннисом и лыжами, в хоккейной команде играл нападающим.

В начальных классах все трое числились в отличниках и хорошистах, но в старших классах восьмилетней школы перешли в разряд середнячков. Смирились с этим положением, но когда нужда подгоняла и надо было подтягивать хвосты по какому-нибудь предмету, углублялись в учебу и, ценой неимоверных усилий, на какое-то время, исправляли положение. Не слыли особыми хулиганами, но и к пай-мальчикам не относились, могли постоять за себя, чем снискали уважение среди друзей и немногочисленных недоброжелателей.

Немного о наших верных железных друзьях – велосипедах. В посёлке, где не было никакого общественного транспорта, главным способом передвижения был велосипед. На нем ездили в гости, за хлебом, на реку купаться и на рыбалку, он был надежным другом в походах за грибами, ягодами, кедровыми шишками. Взрослые ездили на нем на аэродром и в дальние казармы. Местные жители на велосипеде выезжали на покос и в гости в соседний поселок за десять-пятнадцать километров. Порой старушка преклонных лет, с трудом передвигающаяся пешком, достаточно резво катила на велосипеде, звонком предупреждая играющую детвору о своём приближении. Вся трудность заключалась в процессе посадки бабушки на велосипед и последующей её остановки в конце маршрута.

Велосипед был необходимой вещью, его, как реликвию, передавали из поколения в поколение, от старшего к младшему и нередко за свой велосипедный век, он менял около десятка хозяев. В то время велосипедов в продаже было мало, и многие ребята ездили на агрегатах, доставшихся от отцов и старших братьев.

У троицы были свои велосипеды, разных возрастов, марок, каждый со своей историей и судьбой.

С наступлением первого тепла, мы садились на своих железных коней, и ставили их на зиму, когда снег уже хорошо укрыл землю, и ездить становилось скользко.

Именно благодаря велосипедам был досконально изучен берег нашей реки, вверх и вниз по течению на несколько десятков километров. По весне, когда в тайге кое-где ещё лежал снег, наступал сезон сбора шишек сосны на семена, и велосипед исправно возил пахнущие смолой мешки с зелёными шишками из тайги к зданию лесничества. Затем наступал сезон земляники, смородины, брусники, голубики, а осенью кедровых шишек и орехов. А между этими, периодически сезонными сборами, была, конечно, захватывающая рыбалка, с медно-багровыми вечерними закатами, ночными кострами, стреляющими миллиардом ярких искр, с чутким сном в уютном шалаше у журчащей воды. С утренним туманом над ещё не проснувшейся рекой, с первыми лучами восходящего, рассветного солнца над дальними, восточными сопками и непременно – с богатым уловом!

Всем известно, что школьные годы чудесные, вряд ли кто с этим будет спорить, именно так поётся в песне. И начало учебного года тоже праздник, поэтому и взрослые, и уже вкусившие все прелести учебы дети, с таким умилением и жалостью смотрят в этот день на бестолково радостных, ни о чем не ведающих, первоклашек. И слёзы на глазах родителей, в свое время познавших, что такое школа – вполне натуральные – их можно понять и легко объяснить. Нетрудно поверить в то, что, уходя весной на каникулы, дети с трудом расстаются со школой, всё лето видят во сне дорогие лица учителей, а уже в начале августа, с замиранием сердца, считают, сколько дней осталось до первого сентября.