Анжела Конн - Сквозь оттенки серого… Невыдуманные истории

Татьяна спешит. Она едет на встречу. Пока едет, перед глазами жуткая картина сгоревшего дома с чёрной арматурой. Призрак полыхающего огня не покидает женщину уже несколько лет, с того самого дня, когда пожар багровыми языками пламени слизал жизнь её мужа в одно мгновение. Они были женаты три года. Мечтали родить ребенка. Не успели. Григорий погиб, выполняя свой профессиональный долг.

Женщина выходит из троллейбуса на Ленинском проспекте у площади Гагарина. Её любимый район… По мнению старожилов, самый интеллигентный в городе. Через подземный переход проходит к противоположной стороне, обогнув угловое здание, попадает на улицу Косыгина. В соседнем с гастрономом «Галс» подъезде находится её «двушка». Здесь она родилась, жила с родителями, после их смерти стала сдавать квартиру в аренду.

Луиза встречает хозяйку как всегда с улыбкой. Она старшая из двух сестёр, проживающих в этой квартире. Женщины приехали в Москву в тяжёлые годы, когда у себя не осталось никаких средств к существованию. Муж Луизы, перенесший обширный инфаркт, остался дома с семьёй сына.

У сына двое детей, сам он с детства слепой, но обладая абсолютным музыкальным слухом, занимается надомной работой – обучает вокалу. Вообще семья музыкальная. Трудилась только невестка, но в смутные годы, когда людей выбрасывали на улицу, оставляя без работы и денег, и она стала жертвой демократических преобразований. На те средства, что зарабатывал сын, прожить такой семье невозможно. Желающих учиться вокалу становилось всё меньше, да и с оставшимися он занимался почти бесплатно.

Уговорив сестру, Луиза перебралась с ней в столицу бывшей родины. Здесь тоже было несладко, но всё же, при желании работу найти можно. Она дала несколько объявлений, и через месяц от учеников не было отбоя. Благо у хозяйки в квартире оставалось пианино, и этот факт помог ей определиться со своей занятостью. Сестра, следуя удачному примеру, нашла учеников и занималась английским языком. Женщинам повезло; не пришлось наниматься в услужение, как это делали другие в поисках работы. Они оплачивали квартиру и свой прожиточный минимум, остальные деньги отсылали семье.

Луизе очень нравится Татьяна. Она не похожа на высокомерных «москвичек» из глубинки – дам со взглядом незаслуженно не признанных публикой актрис, и спрятанной в глубинах провинциального, но отштукатуренного сознания фразой «понаехали», готовой в любую минуту слететь с языка, дабы блеснуть «артистическими» способностями, не состоявшейся кинематографической судьбы, вымещая злость и недовольство на людях, отличающихся от их образа и подобия, портя настроение сёстрам. Особенно в магазинах, когда продавщица, окидывая с головы до ног женщин явно не славянского происхождения неподражаемо-барским голосом цедит сквозь зубы: «Такого размера у нас нет», и демонстративно отворачивается. Или кассирши в театральных киосках по продаже билетов, не терпящим возражения тоном произносят: «Все билеты проданы». С каким наслаждением Луиза врезала бы одной из них, но воспитание не позволяет, а положение обязывает… На птичьих правах… Но театр они любят, особенно постановки их соотечественника Джигарханяна, и никакие ужимки и кривляния этих кумушек остановить их не в силах.

Театр на юго-западе города радует женщин близким расположением. Несмотря на экономию, они время от времени балуют себя новыми спектаклями.

Татьяна душевно приняла их по рекомендации своей давней знакомой, – тоже армянки, – назначила невысокую по тем временам квартирную плату, и предложила помощь в случае необходимости. Она поняла, что этим женщинам «достается» и хотела как-то смягчить их пребывание на чужбине.

Такое отношение было родом из детства. Ее тётя, когда-то выйдя замуж за армянина, уехала в Армению. Раза два – давно, еще будучи школьницей, – Таня гостила у них. Яркие впечатления остались от тех поездок…

Солнечный Ереван с обилием всевозможных фруктов, улыбки и гостеприимство людей, ворох подарков, полученных от знакомых и незнакомых во время её поездок, запомнились ей, как самое счастливое время. Как хорошо, что это было в её жизни! Потому что она увидела и на себе почувствовала, какими теплыми, доброжелательными могут быть отношения людей, даже не знакомых друг с другом.

Когда коллеги её спрашивали, не боится ли она сдавать квартиру «лицам кавказской национальности» Татьяна с улыбкой и даже с вызовом отвечала: «А чего бояться… люди как люди».

За чашечкой кофе женщины разговорились. Вдруг Татьяна изменившись в лице говорит, что опаздывает. Хочется поскорее уйти отсюда, пока собеседница не видит, как у неё предательски подрагивает веко. «Тань, у тебя все в порядке? Бледная ты какая?» Луиза знает о Танином горе…

– Да, все нормально, – отвечает, будто в ступоре.

– Если что, скажи, может, помочь чем?

– Нет, спасибо, – улыбается Таня. Луизе не нравится её вид. Да и улыбка вымученная, на улыбку Тани не похожа, словно пародия…

– Я побежала, приду через месяц, спасибо за деньги.

– Ну что ты, тебе спасибо, – расстроенная произнесла Луиза.

Луиза, стоя у окна, провожает взглядом женщину. Плотного телосложения, не лишенная стройности, высокая фигурка Татьяны оставляет впечатление уверенности. Такая женщина способна «и коня на скаку… и в горящую избу…», но сегодня её светло-серые глаза особенно печальны и, кажется, ей нужна помощь. И самое неприятное, откуда у такой миролюбивой, спокойной Татьяны появилась тень агрессии на лице. Что-то с ней происходит, несомненно…

Выйдя в подъезд, Луиза звонит в квартиру напротив. В ней живёт соседка, с которой Татьяна всегда была дружна. Испанка Соня, как все её называют; в Россию она попала с группой детей в маленьком возрасте, когда в Испании в 1936 году разразилась гражданская война – знает о соседях всё.

– Послушай, Соня, – обратилась Луиза к пожилой женщине, – только что у меня была Татьяна, приходила за квартплатой, что-то с ней происходит, ты не в курсе?

– А что с ней? – приглашая сесть, спросила женщина.

– Да, вот, думаю, может, ты знаешь… на себя не похожа…

– Пьёт она, пьёт, Луиза. Сначала с горя, потом втянулась… – не выдержала женщина. – Недавно пришла ко мне, как к старой знакомой. Я ведь её с детства знаю, – с горечью продолжала соседка, – принесла бутылку и говорит: «Давай, выпьем». Так я всё вылила в раковину, перед её глазами. Она обиделась, раскричалась и ушла.

– Но по ней не скажешь, что пьёт, – в смятении заметила Луиза.

– Так это до поры до времени. Она, конечно, стесняется, всё-таки нормальная женщина была, но ничего с собой не может сделать… Я ей и так и эдак, ничего не помогает. А ведь хорошая, жалко её…

– Да, Соня, очень жалко!