Владимир Соловьев - Апокриф

Даниил улыбнулся:

– Я об этом не думал. Про отца мама никогда не рассказывала, только говорила, что из России уехала по своей воле, но опасалась за меня, мол, меня хотели отобрать у нее и поместить для наблюдений в какой-то институт. Она решила не отдавать меня. Но сам я отношусь к этому спокойно. Не то чтобы сомневаюсь, но не особо задумываюсь. В Израиль мама уезжала спасать меня. Там оказалось несладко: мама была совсем молодой, без профессии, да еще я на руках. Хорошо, что повстречался Иосиф, он гораздо старше мамы, но очень добрый и праведный человек.

– Можешь не продолжать. У меня есть мысль… Настолько крамольная, что высказывать ее пока не стану в связи с очевидностью совпадений. Ты где здесь живешь?

– За меня не волнуйся, у меня все хорошо – я живу там, где захочу, я богат.

– Деньги?

– Ты не о том думаешь, Владимир. Оставь все и иди за мной. Чувствую, ты этого хочешь. Идем со мной – и я дам тебе все, о чем мечтаешь. Дома тебя ждет волнение и суета, я же придам твоей жизни смысл, целостность и покой.

Господи, чушь какая-то! Что происходит? Ну да, вот сейчас я возьму и останусь, брошу все, что у меня есть: дом, машину – кстати, новую и любимую, – детей, маму, подружек, футбол с мужиками, друзей, пиво…

– Пиво не кажется убедительным доводом, оно есть всюду.

– Я что же, вслух рассуждаю?

– Нет, я читаю твои мысли. Ты тоже так сможешь.

Ну вот, теперь и не подумать… Нигде мне нет покоя… А слава, признание? Там я хоть кому-то нужен, пока не выгнали с «ящика»… Ой, этого он может не понять. Я имею в виду – с телевидения… Да и как и на что буду жить, в конце концов?

Стою на темной улице Детройта, и свет, выбивающийся из открытых дверей церкви, придает происходящему голливудский оттенок, усиливаемый завываниями ЧБ. Но наступит утро, с чем я останусь – немного наличных и карточки? Бог мой, что я так суечусь, что мне так страшно?

– Не надо бояться.

Во взгляде Даниила никакой усмешки, он смотрел на меня внимательно и очень проникновенно. Казалось, его… нет, вернее так – Его глаза излучают сострадание. Он походил на усталого земского доктора. Мне захотелось заплакать, положив голову Ему на плечо.

От этой идеи стало еще хуже… Экстрасенсы, мать их, до чего довели!

– Ошибаешься, Владимир. Экстрасенсы ни при чем, ты обращался к Отцу Моему и был прав, у Него надо искать утешения и силы, лишь Он преобразит твою жизнь. Ты говоришь о признании и славе. Но все, что у тебя есть, ничто по сравнению с тем, что Он тебе даст. Сомнения понятны, не бойся – иди за Мной, ты не будешь знать ни гонений, ни нищеты, Отец Мой защитит тебя, ибо час воцарения царствия Его близок и ты станешь одним из предвестников Его, ты исполнишь предначертание имени своего и овладеешь миром и даруешь его страждущим.

Даниил поднял руку и дотронулся до моего лба – легкая прохлада, потом кожу стало покалывать, как будто все поры разом открылись. И я задышал каждой клеточкой тела. Я почувствовал, как наливаюсь неведомой светлой силой. Стало легко и радостно.

Подумал о маме и вдруг увидел ее: она хлопотала у себя дома на кухне, поставила турку на газовую плиту и, открыв холодильник, достала сыр к кофе. Странно, она же несколько месяцев уже не пьет кофе. На кухню вошла моя дочь…

Стоп, наваждение какое-то. Я взял мобильный и набрал номер – разница во времени, в Москве утро.

– Алло!

– Мама, привет!

– Здравствуй, сыночек, как у тебя дела? Я что-то тревожусь…

– У меня все хорошо, а вот у тебя сейчас кофе убежит.

– Ой, и вправду… Совсем забыла… Давно не пила, а тут захотелось. У тебя все нормально?

– Мам, не волнуйся, порядок, еще позвоню.

Н-да, ну и дела.

– Это только часть того, что ты можешь. Многое еще придет, – спокойно произнес Даниил.

– И что же мне теперь делать?

– Ничего. Жить с осознанием цели. Иди в гостиницу, ложись спать, с утра все станет на свои места. Если понадоблюсь, подумай обо Мне. Да, вот еще…

Он вытянул левую руку вверх, совершил движение кистью, как будто доставал что-то из воздуха, и протянул перстень. Ажурное плетение металла, наверное, золота, но очень старого, оттеняло камень размером с ноготь большого пальца. Его поверхность покрывали арамейские письмена. Но почему-то это не мешало сиянию, исходившему от камня. Я внимательно посмотрел на письмена и удивился, что могу прочитать: «Приидет царствие Мое».

Я смотрел на камень, сияние завораживало. Время покинуло пределы моего тела. Стало спокойно и хорошо. Очень. Мучившие меня телесные несовершенства ушли, перестала ныть потянутая спина, отпустила старая травма колена, даже веко, привычно сигналящее о переутомлении, больше не дергалось. Я был рожден заново и высоко держал голову, крепко стоя на ногах. Я видел все, что когда-либо случалось со мной, и радость и гордость за каждый поступок наполняли меня. Я не одинок. Свет становился материальным и придавал силы. Даже все мои подлости – маленькие и не очень – были известны Ему, и Он не упрекал меня – от Него исходили любовь и прощение, Он не стыдил, а понимал и прощал.

Резкий звук клаксона вернул меня к реальности.

Ночь, Детройт, не самая хорошая улица не самого опрятного города США.

Передо мной останавливается такси. Из него выглядывает старый еврей и громко обращается ко мне:

– Ну что, так и будем стоять до второго пришествия, антихристово воинство? Давай залезай в машину, а то огребешь от какого-нибудь великого черного брата по белой тупой башке! Кому говорю, залезай в машину! Довезу до твоей вшивой берлоги!

– Спасибо, мне тут идти пару минут.

– Не умничай, сомнамбула, садись. Давай пять долларов, на ком-нибудь другом сэкономишь.

Странный какой-то. Но колоритный, не отнимешь.

В машине висели звезда Давида и тексты из Торы. Я с удовольствием от ощущения внезапно обретенной учености прочитал их вслух.

– Не умничай, не в воскресной школе. Лучше пораскинь мозгами, с кем судьба свела. Приехали, вылезай!

Таксист определенно странный… На лицензии значится имя Енох. По виду возраст не определить, но старикан крепкий – видно, играл в американский футбол. Ни грамма жира, мощная фигура – прямо ветхозаветный патриарх. Как-то не вяжется с его развязной речью и с пятью долларами.

– Эй, психолог, не вяжется с пятью – гони двадцатку! Тоже мне доктор Фрейд…

Неужели я думал вслух или каждый второй в Детройте читает мысли?

– Каждый второй, каждый первый… Ты бы лучше для начала мыслями-то обзавелся, а то не много есть чего читать. Да и вообще мысли читать не сложно, а огорчительно. Вылезай, до номера сам дойдешь, не всю же ночь мне на тебя любоваться!

Я оставил старику двадцатку и вышел из машины.

Только сделал пару шагов, как Енох окликнул меня. Он вышел из такси и стоял, опершись о приоткрытую водительскую дверь.