Алексей Горшенин - Пиковая дама сузит глазки

Но тогда, слегка призадумался Перевалов, обратив внимание на очередное название, «Кто убивает бандитов?» И тут же нашел ответ в заглавиях рядом лежавших томиков: «Беспредельщики», «Подонки», «Отморозки», готовые скуки ради «Перерезать всех!». Для них «Смерть ради смерти» – все равно, что искусство для искусства.

Хотя не исключено, подумал Перевалов, продолжая изучать книжные названия, что «Кровь алую» пускает какой-нибудь «Нелюдь» или «Изувер», а то и вовсе – «Оборотень» в зловещий «Час нетопыря». Но, возможно, свой «Счет за любовь» предъявляет «Насильник» или «Сексуальный маньяк». А вдруг это «Кокаиновый князь» вершит «Казнь по кругу»?..

Не книжный лоток, а прямо «Заповедник убийц», – поежился Перевалов, но его начинало разбирать любопытство: противостоит ли кто всем этим «Ублюдкам»? Конечно же! – отвечала ему новая порция книжных заголовков. Например, «Гроза мафии» по кличке «Волкодав», который отлично знает основной «Принцип карате», имеет «Разящий удар» и, естественно, «Боевой захват». Или вот «Капитан Виноградов», за спиной которого «Штурмовой батальон» и «Черные береты». Так что, усмехнулся Перевалов, держитесь всякие там «Господа из мафии», «Душегубы», «Блатные», «Торговцы плотью» и «Сыновья козырных тузов»!

«Неужели ничего, кроме такого же убойного и костоломного, больше не сыщется? Хоть бы какая, пусть даже и криминальная, пища для ума?» – подумал Перевалов, переходя к другому лотку.

Такая «пища» здесь предлагалась.

«Дело опасной вдовы», «Дело об изощренном мошенничестве», «Дело о блондинке с подбитым глазом», «Дело о сбежавшем трупе», «Дело о ледяных пальцах»… – читал Перевалов на переплетах и невольно морщился: и здесь «пища» была с чернушным душком.

А дальше и вообще пошло нечто потустороннее. «Дом тихой смерти» – кладбищенским фосфорецирующим сиянием высвечивалось на одной из книг. «Только для мертвых» – красовалось на другой. Третья завлекала «Тайной плачущего гроба». Четвертая предлагала «Приглашение в ад», чтобы увидеть «Танец мертвеца». Пятая передавала «Привет с того света», а ее подруга слева утверждала, что «Смерть нежна»…

Перевалова передернуло, но и дальше было не лучше. На глаза попались сначала «Жертвы дракона», потом «Дети Сатаны», уютно устроившиеся рядом с «Коллекцией трупов». Неподалеку «Фабрика дьявола» изрыгала серу, а «Летающие колдуны», словно истребители прикрытия, сопровождали «Гроб из Гонконга», из которого доносился «Хохот дьявола».

Перевалов поспешил подальше от этого загробного смрада. «Что-нибудь про любовь, про женщин посмотрю», – решил он, останавливаясь возле следующего лотка.

Но и тут не повезло. Бесстыдно пялясь на него с обложки голым задом, «Стерва» лежала «В постели с врагом». Ее терзала «Неприличная страсть». А рядом «Мужья и любовники» вели азартные «Любовные игры». «Эксбиционистка» подле них испытывала «Вожделение».

Разглядывая дальше обложки любовных романов, Перевалов узнал, что «Мир полон разведенных женщин», что вот «Эта вдова (очередная сексапильная неодетая красотка с переплета давала понять – какая именно) не плачет». Скорее всего, потому, что для нее всегда находится какой-нибудь «Нежный плут», без которого никакая «История греха» невозможна.

Но Перевалову не хотелось ни греха, ни разврата, ни смертей, ни насилия, ни чертовщины всякой. Как глотка свежего воздуха хотелось нормального добротного чтения, в котором бы его не пугали на каждой странице невероятными страшилками (жизнь все равно страшнее), не морочили бы голову неуклюжими сказками, не выдавали бы болезненную физиологию на грани паталогии или дурно пахнущую пошлость за подлинные человеческие чувства и отношения. И без того до болезненных спазм его уже обкормил всем этим голубой экран. Но и в чтиве, заполонившем книжные развалы, спасения от зловонной чернухи не находилось.

Если по возвращении с работы Перевалов задерживался у книжных лотков чуть больше, чем надо, ему начинали сниться кошмары.

Будто находится он в сумрачном зале, посреди которого на постаменте стоит массивный гроб. Из-под крышки его сочится влага. Вокруг толкутся призраки. Вот, совсем рядом – только руки протяни – «Джоконда с пистолетом». Чуть поодаль – «Призрак киллера» с «Призраком оперы». «Человек из крематория» нежно поглаживает полированную крышку гроба. В дальнем углу завязалась «Схватка оборотней». А под потолком металось и совсем уж уродливое и страхолюдное – «Две головы, одна нога» – привидение.

Вдруг комната погрузилась в могильный мрак, вспарывая который, рванулся на волю леденящий «Крик из гробницы». Следом в кромешной тьме над гробовой поверхностью появились «Светящиеся пальцы», сжимавшие «Кинжал для левой руки», а из нутра домовины раздался глухой, отсыревше-скрипучий голос:

– «Что сказал покойник?»…

Находившиеся в зале призраки разом повернулись к Перевалову, словно вопрос предназначался ему и только ему.

Светящиеся пальцы с кинжалом исчезли, гроб протяжно-визгливо, будто из него выдергивали ржавые гвозди, заскрипел, и крышка его начала медленно отходить. Наконец она исчезла, растворилась в темноте, и из черного провала гроба стала подниматься бесплотная фосфорецирующая фигура.

– «Торжествующий мертвец»… «Торжествующий мертвец»… – зашелестело вокруг.

– «Так что сказал покойник? – повторило свой вопрос бесплотное явление, вперив в Николая Федоровича жуткий взор, и не дождавшись ответа от испуганного Перевалова, назидательно изрек: – А то, что «Смерть нежна», И пусть светлый лик смерти станет твоим верным и вечным спутником.

Мертвец отвернулся от Перевалова и, вдруг выбросив вперед бестелесную светящуюся руку, загремел как в мегафон митинговый оратор:

– «Не остановить «Маятник смерти!». «Время убивать настало». И пусть «Агония» умирающих будет самым желанным для вас зрелищем! И взбугрится земля могилами, и настанет «Ад на земле»!..

Мертвец сделал паузу, вслушиваясь в рассыпающееся по углам зала эхо, расплылся в продирающей до озноба пустой беззубой улыбке и зловеще закончил:

– И тогда, неразумные и подлые дети мои, «Я приду и плюну на ваши могилы!..»

Перевалов просыпался в холодном поту и долго потом не мог отойти от увиденного.

…Между тем дела на их плоту, изрядно подрастрепавшемся и поредевшем на суверенной стремнине, шли хуже и хуже. Все рушилось и падало, от уцелевшего воротило и тошнило. Взор надежды устремился на заграницу. Кому было – что, меняли родные «деревяшки» на ихнюю «зелень». Кому не было – с вожделением ждали из-за бугра тучку с манной гуманитарной помощи.

Перевалову тоже посчастливилось ее отведать. Однажды вместо очередной зарплаты, которую теперь приходилось ждать по несколько месяцев, выдали им в КБ испещренные иноземными надписями коробки с гуманитарной помощью. В картонной коробке чуть больше посылочного ящика был упакован набор красивых пачек с быстро разваривающимися концентратами и разноцветных банок консервов. Жена обрадовалась этой коробке, словно дитя давно обещанной кукле. Она не знала, куда и поставить ее, нежно оглаживала картонные бока и без конца перебирала и перекладывала содержимое.