Анатол Вульф - Американская палитра

Утром Максим проснулся от яркого солнечного света и ощущения, что вернулось лето. Он выглянул в окно и увидел воду. Поезд стоял на какой-то странной насыпи посреди огромного водного пространства, или, по крайней мере, так показалось Максиму. Вдали весёлыми красками радовал глаз до боли знакомый по картинкам городской пейзаж. К Максиму вернулось опять ощущение, что видит он все это не наяву, а на киноэкране. Но, так или иначе, было очевидно, что вдали виднелась Венеция. Максим разбудил Аркадия и тот, ещё не успев вполне проснуться воскликнул: «Ух ты! Вот это да! Неужели Венеция?»

– Она самая! – ответил Максим.

Поезд долго стоял на месте, видимо меняли локомотив. Максим вышел в тамбур и открыл дверь вагона. Жаркий летний воздух принял его в свои объятия. Максим начал спускаться по ступенькам вниз, но дорогу ему преградил CARABINIERI в тёмно-синей форме и замахал на него руками, что-то быстро говоря по-итальянски. По его тону и жестикуляции Максим понял, что выходить из вагона ему не положено. Вскоре поезд тронулся и поехал по просторам Италии. Окна были открыты и тёплый ветер раздувал по вагону запахи южных, неведомых растений и яств. Максим чувствовал прилив какой-то невероятной энергии, ему казалось, что если бы он сейчас выпрыгнул в открытое окно, то полетел бы как птица, постепенно набирая высоту и жадно вдыхая всей грудью этот опьяняющий воздух. Он уже почти реально чувствовал этот полет, эту свободу. В коридоре кто-то, вероятно испытывая такой же моральный подъём и желая ощутить себя совсем «по-западному», закурил сигару.

Едкий дым отнюдь не свежей сигары неожиданно прервал мечты Максима и переключил его внимание на более земные раздумья. «Да», – подумал Максим, – «почти каждый русский иммигрант привез с собой пару коробок кубинских сигар, завалявшихся на полках советских табачных магазинов. Совершенно не популярные в России сигары пролежали на полках долгие годы, а теперь мы их везем контрабандой в Америку дабы удивить американцев пересушенным в пепел кубинским табачком».

Краем уха Максим услышал разговор о том, что вскоре поезд должен остановиться на маленькой станции откуда всех повезут автобусами в Рим. Поезд стоит только пять минут и надо будет успеть выгрузиться, утверждал рассказчик. Народ явно заволновался, спешно собирая свои пожитки. Никакого официального сообщения, однако, не последовало, поезд по-прежнему катил себе без остановок и с приличной скоростью. Максим с Аркадием тоже, на всякий случай подготовились к высадке, хотя они и не особо верили в бесконечные слухи, распространяемые иммигрантами. Привыкшие к бесполезности средств массовой информации советские граждане, всегда больше полагались на неформальные источники новостей.

Тем ни менее, иногда слухи всё же бывают верны и, в таком случае, кому охота оставаться в поезде и застрять где-нибудь на запасном пути. Как её ни ждали, но станция появилась неожиданно, и все ринулись к выходу перескакивая через чужие чемоданы; особо сильные и предприимчивые люди принялись выбрасывать свои вещи через открытые окна. В вагоне ехало несколько пожилых людей, а также пара семей с маленькими детьми. Их шансы выскочить из вагона вместе с другими, да ещё успеть прихватить все свои вещи были не велики. Максим с Аркадием решили помочь им вытащить багаж. Вскоре все сгрудились на платформе, Аркадий заглянул ещё раз в опустевший вагон и увидел в тамбуре три сиротливо стоящие чемодана.

– Смотри, Максим, какой-то потц забыл свои чемоданы! – воскликнул Аркадий.

– Чьи же это? – удивился Максим.

– Вот чёрт! Это же мои! – вдруг опомнился Аркадий.

Они быстро вытащили чемоданы на перрон и усевшись на них, дружно расхохотались. Хохотали и над собственной нерасторопностью и над ненужной паникой. Поезд как будто прирос к станции и никуда не трогался.

Как из-под земли появилась представитель ХИАСа – дородная дама по имени Элеонора. Она предложила всем последовать за ней к автобусам, а поезд так и остался стоять на месте.

Два комфортабельных кондиционированных автобуса ждали неподалеку. Многочисленные чемоданы погрузили на деревянную подводу, запряженную двумя мулами, и подвезли к автобусам. Элеонора сообщила, что до Рима надо ехать несколько часов и потребовала, чтобы главы семей сели в один из автобусов, где поедет она. Максим с Аркадием, как главы своих «семей», естественно сели в тот автобус.

С первых же минут путешествия Элеонора начала свой инструктаж и рот у неё не закрывался почти до самого прибытия в Рим. Она поведала, что жить всем придется в третьесортных пансионах. «Затыкайте нос и уши», – посоветовала она, – «но не забывайте, что вы за это ничего не платите». Она ударилась в долгую тираду об иммиграции и назвала Америку клоакой. Немного обескураженные иммигранты приутихли, въезжая уже в сумерках в вечный город Рим. Громадные автобусы едва могли протиснуться в узких улочках у вокзала Термини, и малюсенькие автомобили, застрявшие позади автобусов, гудели свой ужасающий концерт пытаясь пробиться вперед любым путем. Автобус, где ехали Максим с Аркадием, остановился возле пансиона Маджера, на углу одноименной улицы.

Это вызвало ещё большую бурю негодования со стороны автомобилистов-оркестрантов и к их ультра-авангардной симфонии прибавился еще и устрашающе фальшивый вокал. Водитель автобуса решил тоже присоединить свой голос к общему концерту и высунувшись по пояс из окна заорал что-то явно из итальянского фольклора. Элеонора предложила всем быстро высаживаться и поскорее ретироваться в пансион. Высыпав на улицу, иммигранты начали вытаскивать из чрева автобуса свой багаж. Жутковатая какофония звуков заставляла их поторопиться. Чемоданы полетели на тротуар и быстро аккумулировались во внушительную груду. Автобус тут же отчалил, увлекая за собой неугомонный авто-оркестр, а иммигранты ринулись выуживать из общей кучи свои пожитки. Максим с Аркадием долго тасовали чемоданы пока не откопали свои собственные, а затем пошли в пансион разыскивать свою комнату.

Их номер оказался на третьем этаже; старенькие тёмно-синие, с золотым рисунком обои были кое-где надорваны, каменный потрескавшийся пол выполнял роль кондиционера, отдавая в комнату накопившуюся в нем ночную прохладу. В углу располагалась раковина, а у стены стояли две кровати. Огромное окно было закрыто обветшалыми деревянными ставнями. В общем, обстановку можно было смело назвать спартанской, но в этой убогости был, однако, некоторый шарм. Максим распахнул ставни и вдохнул запахи римского вечера. Внизу кипела жизнь, на другой стороне улицы, возле траттории, люди сидели за уличными столиками. Теплый электрический свет, скорее похожий на огни факелов, мягко разливался вокруг создавая ощущение театральных декораций. Максиму вспомнились фильмы Феллини, их неповторимая тональность и необыкновенный романтизм. Ему вдруг сильно захотелось выйти на улицу и почувствовать себя частью этого антуража, впитать в себя очарование этого древнего города.