Ирэн Роздобудько - Пуговицы (сборник)

…А потом я уже не мог не то что рассказывать о своих доходах, наличии жилья и серьезности намерений, о чем собирался непринужденно поболтать с ее предками, – я вообще не мог нормально дышать. Все мои внутренности враз покрылись трескучим деревянным настилом, и каждая зазубрина впилась в легкие. Это был бред, ужас, наваждение, оскал судьбы, зверство, святотатство, черт знает что, хренотень, абсурд, фигня, маразм, удар обухом, лажа, конец всему, смерть: из полумрака прихожей ко мне навстречу вышла… Лиза.

Только не это! Я собирался сделать один решительный шаг в сторону от своих неотвязных воспоминаний, а оказалось – шагнул навстречу. Да еще как! Я опять ослеп, не смог смотреть на нее прямо. Увидел, как блеснул передо мной перстень, склонился над узкой белой рукой и неловко попал губами в кольцо. Это совсем выбило меня из колеи. Я вновь превратился в восемнадцатилетнего идиота – дрожащего от желания, нетерпения и безысходности. Я не помню, что было в этот вечер, все мои усилия ушли на то, чтобы унять дрожь, чтобы голос звучал ровно и… чтобы она меня не узнала. В какой-то момент этой странной «помолвки» я отчетливо понял, что никакой свадьбы не будет, что мне нужно встать, извиниться и уйти. Я почти что был готов к этому. Мы посидели совсем недолго. Я сослался на срочный заказ и ретировался. Мне нужно было обдумать, как не обидеть Лику. Она вышла со мной к лифту. Удивительное дело: когда мы оказались одни, ко мне вновь вернулось зрение. Лика стояла передо мной, как воплощение праздника, – глаза ее лучились, она была хороша и необычна, не похожа ни на одну другую девушку. Что я мог сказать? «Спасибо, малышка, розыгрыш удался?» Но, глядя на нее, я понимал, что, услышав это, она просто погибнет. Не знаю почему, но была во мне такая уверенность. Она погибнет. Или… Или ее постигнет та же участь, что и меня. А уж я-то знал, что это такое. Я поцеловал ее, желая одного – чтобы скорее пришел лифт.

Конечно, я не пошел ни на какую работу, хотя срочный заказ у меня действительно был. Зашел в «Суок» – маленький ресторанчик, вызывавший у меня трогательные детские воспоминания. Он был оформлен, как цирковая кибитка, а стены украшали мастерски выполненные рисунки из первого иллюстрированного издания «Трех толстяков» – гимнаст Тибул, доктор Гаспар Арнери с ретортой в руках, смешной учитель танцев Раздватрис, летящий на разноцветной связке воздушных шаров. И, конечно, девочка со странным именем Суок, стоящая на шаре. Я сел напротив этого рисунка, заказал себе водки и вперился в голубовато-розовый рисунок. После трех рюмок, которые я ничем не закусывал, девочка-кукла показалась мне объемной, а выражение лица – живым. У нее были рыжие локоны и зеленые глаза, она смеялась. После четвертой рюмки я понял, кого она мне напоминает. Это была Лика…

Я вдруг подумал, что все равно любил бы ее. Она мне выпала как жребий – не тогда, так теперь. Я бы все равно любил эту девочку, но по-другому. Я уже любил ее тогда, в первый же момент, когда узнал, что у Лизы есть ребенок. Конечно! Я любил бы ее в любом случае, и от этого никуда, видно, не деться. Значит, так тому и быть. Я буду любить и беречь ее. И уж если Лиза присутствовала в моей жизни до сих пор, как фантом, – теперь я реально приблизился к ней. Я смогу быть рядом. И, может быть, это даст мне возможность наконец-то успокоиться.

А потом я думал только о Лизе. Она мало изменилась. Более того, она оказалась из тех женщин, которым время не помеха. Наоборот, ее черты обострились, и еще ярче проступила на лице вся сущность натуры – яркой, неповторимой, достаточно жесткой и бесконечно притягательной. Такое лицо могло быть у Медеи, у Медузы Горгоны, у Суламифи. Ей подходила каждая строчка «Песни песней», я тужился вспомнить, что там было о «меде и молоке под языком», и меня охватывала все та же дрожь. Она, конечно, не узнала меня. Я был всего лишь эпизодом в ее жизни. Жаль, что так же не случилось со мной…

…Суок сошла со стены и уселась напротив, она двоилась в моих глазах, и от этого ее губы казались размазанными, а глаза – косящими и лукавыми.

– Скучаем или грустим? – спросила Суок.

– Пьем, – ответил я, подвигая к ней вторую рюмку и наполняя ее до краев.

Суок выпила почти залпом и откинулась на стуле, выставляя напоказ ноги в черных сетчатых чулках. Я протянул ей сигареты и щелкнул зажигалкой.

– Будем дружить? – спросила Суок. – Ты с деньгами?

Я похлопал себя по карману.

– Отлично! – обрадовалась Суок. – Я тебе нравлюсь?

– Не знаю… Какая разница?

– И правда, никакой! – еще больше обрадовалась Суок. – А вот ты мне нравишься. Сразу видно, приличный человек. Только больше не пей, а то ничего не получится.

– Да и так ничего не получается, – отмахнулся я.

– Ты что, импотент? – всплеснула руками Суок.

– Почему? – не понял я. – При чем тут это?

– А-а… Тогда зря расстраиваешься! У кого сейчас что получается? Фигня одна! Вот ты такой классный мужик, а сидишь в одиночестве, грустишь, водку глушишь… Тоска. Чего тебе не хватает?

Да, мне хватало всего. У меня была интересная работа, хорошая квартира, здоровые родители, студенты, которые меня обожали, женщины, готовые быть со мной по первому зову, необременительное одиночество, насыщенное прошлое. Теперь все могло измениться в еще более оригинальную сторону – у меня будет жена, дети, дом, и я, скорее всего, заведу рыбок и собаку. Я посмотрел на Суок.

– У меня все есть. И все это вроде бы – не мое…

– Не поняла! – Суок приблизилась, положила локти на стол и уставилась на меня двоящимися зелеными глазами.

– Ну… Так бывает: жизнь дала сбой в самом начале. Будто бы, как в компьютере, – нажали не на ту клавишу, и с того момента картинка сбилась, пошла знаками… И все!

– Пожалуй, я тебя понимаю, – задумалась Суок. – У меня так тоже было. Я это называю «если бы не…»

– То есть?

– Господи! Ну, вот тебе пример: если бы меня не трахнули в восьмом классе, я бы сейчас… скажем, сидела в твоем офисе и парила бы мозги твоим бизнесменам. У тебя ведь есть такая должность?

– В общем, да.

– Ну вот. А сколько таких «если бы» у каждого из нас! Ну и что же теперь? Помирать?

Она была права. Ее размазанные губы источали истину, сермяжную правду, она казалась мне доброй феей, сошедшей со своего облупленного шара. Из ресторанчика мы вышли вместе. Мне не хотелось вести ее домой, я снял номер в гостинице. Посреди ночи, когда она спала, я ушел, оставив на постели деньги. Это была не Суок.

Я понимал, что с этого момента судьба подкинула мне еще одно «если бы» – но оно, скорее всего, относилось больше к Лике, чем ко мне: если бы я не поплелся за ней…

– Свадьба и похороны – вот два спектакля, в которых главные «виновники» не играют никакой роли! Это – коллективный труд, иллюзия участия в ритуале, где нет места мыслям об истинном назначении этих обрядов. Какое дело возбужденной публике до парочки, сидящей за столом и периодически поднимающейся по сигналу: «Горько!» – это всего лишь сигнал выпить. Бр-р-р… Хорошо, что мы уехали. Хорошо, что мы можем видеть море из окна и вот так лежать, не думая ни о чем.