Галина Уварова - Сборник редакторских анонсов литературного портала Изба-читальня. Том второй. Проза

Художник взглянул в окно: там сияло солнце, черепичные крыши домов пестрой мозаикой раскинулись по склонам холмов, в садах ветки клонились к земле под тяжестью спелых яблок, ребятишки пестрыми стайками носились по улицам. Ах, как было здорово там, за окном королевского замка!

Художник не стал рисовать очередной портрет Короля – словно продолжение городских улиц, на его холсте вдруг тоже запестрели черепичные крыши домов. Они словно скользили по холсту, утопая в зелени садов и растворяясь в невесомой вуали белоснежных облаков!

Внезапно свет за окном потускнел, свинцово-фиолетовая туча закрыла солнце и крупными, тяжелыми каплями застучал по крышам озорной дождик. Художник отложил в сторону свои кисти и подошел к распахнутому настежь окну. Он вдыхал полной грудью свежий аромат дождя и думал о том, как давно не чувствовал на своих плечах промокшего плаща. Он взял в руки хрустальный бокал и потянулся навстречу дождю.

– Динь! Динь! Динь! – звенели капли по стенкам бокала, наполняя его звонкой прозрачной симфонией летнего дня.

Порыв ветра в нескольких местах разорвал фиолетовую тучу, и солнечные лучи, протиснувшись сквозь прорехи, нарисовали на небе пеструю радугу! «Ах! Как она прекрасна! – обрадовался Художник, и тут же с сожалением вздохнул. – Неужели последняя? Вот было бы удивительно наполнить радугой этот бокал!» Он смотрел, как переливались разноцветно-прозрачные радужные полоски, и думал о том, что только волшебный, Солнечный, художник смог бы нарисовать такую радугу на картине! И она была бы, как настоящая! И чтобы по ней можно было дойти до самого солнца! Вот это было бы настоящее чудо!

А солнце, наконец, сбросило с себя сердитую тучу, и вновь радостно засияло над городом. Остатки разноцветных капель едва осязаемым шлейфом рассыпались повсюду, щедро даря прохожим радость. Художник очнулся от мечтаний и осторожно поставил на подоконник хрустальный бокал, почти до краев наполненный дождевой водой.

– Динь! – запоздалая капля упала в бокал, всколыхнув в нем настоящую бурю! Словно задели незримую струну! Художник удивленно оглянулся.

Она стояла на самом краю бокала – совсем маленькая, тонкая, словно былинка, и прозрачная, как хрусталь! Легкий ветерок касался ее волос, и они развевались невесомым прозрачным шлейфом из тонких, почти невидимых, нитей. Платье, молочно-белесое, как утренний туман, изящно облегало ее стройную фигурку. Она смотрела на Художника и улыбалась.

– Ты кто? – прошептал изумленный Художник.

– Вильгельмина, – хрустально чисто прозвенел ее голос. – Я маленькая капелька, дыхание прошедшего дождя, осколочек той самой радуги, красками которой ты хотел наполнить этот бокал. Но радуга рассыпалась – и вот я здесь. А что ты делаешь в королевском замке, Художник?

– Вильгельмина? Какое красивое имя! Но разве ты похожа на радугу? Радуга – она яркая, разноцветная, а ты прозрачная и невесомая, как ветерок… Почему я не встречал тебя раньше?

– Когда рассыпается радуга, ее краски растворяются повсюду – в садах, в реке, в поле, в твоих глазах. Раньше ты не встречал меня, потому, что никогда не пытался собрать рассыпавшуюся радугу. Но ты не ответил мне, Художник – почему ты сегодня здесь, в этих каменных стенах? Почему я давно не видела тебя на улице?

– Я беден, а впереди – холодная зима. Король обещал мне достойную награду, если я смогу нарисовать самую прекрасную картину на свете, – печально вздохнул Художник и наклонился, чтобы лучше рассмотреть маленькую капельку на кромке бокала. – Но если истечет срок, а я не смогу выполнить это условие, то мне придется покинуть наше королевство.

Невесомо ступая по хрустальной кромке бокала, Вильгельмина подошла ближе и взглянула на картины, которые висели в комнате Художника. Ее лицо то темнело, как океан в бурю, то становилось чистым и прозрачным, как горный родник.

– Ты очень хороший Художник, – наконец сказала она. – И эти картины, они все прекрасны…. Только понимаешь, мой талантливый друг, в них есть краски, но нет жизни. В них ты идешь за Королем, в тени его славы, а у тебя должно быть собственное имя.

– Разве у меня нет имени? – удивился Художник. – У каждого человека есть имя! Ведь даже у тебя оно есть – Вильгельмина!

– Имя художника только тогда имя, когда оно идет впереди него.

– Разве не слава и почет дают дорогу такому имени? – с досадой спросил Художник. – И где же их искать, если не в королевском замке?

Вильгельмина засмеялась, словно заиграла скрипка:

– Много королей будет на твоем пути, Художник! Не гонись за их славой, пусть короли идут по твоим следам!

– И как же мне быть? Что я, по-твоему, должен для этого сделать?

– Собери радугу!

Художник взял в руки бокал и посмотрел сквозь него на солнце:

– Я пытался собрать осколки радуги, но вода в бокале прозрачна, все краски исчезли…

– Ах, какой ты смешной, Художник! – смех Вильгельмины рассыпался по каменным стенам солнечными зайчиками. – Чтобы собрать радугу, мало одних красок! Здесь нужны чувства! Понимаешь, у каждого СВОЯ радуга. И только тогда, когда чувства и краски сольются воедино – только тогда вспыхнет ТВОЯ радуга, Художник! Только тогда Король узнает твое имя! И только тогда ты сможешь нарисовать картину, прекраснее которой нет в целом свете.

– Краски и чувства? – Художник устало опустился в кресло. – Чувства внутри меня, а краски – снаружи. Как можно это соединить?

– Посмотри на этот холст, – Вильгельмина кивнула на стоявшую у окна картину. – На нем продолжение того, что ты видишь за окном, верно?

Художник кивнул.

– Ты должен рисовать так, чтобы твои картины были продолжением твоих чувств, а твои чувства отражались бы в твоих картинах! Тогда твое имя будет идти впереди тебя.

Художник молчал и смотрел широко распахнутыми глазами на неуловимо прозрачную маленькую капельку на кромке хрустального бокала.

– Если твои чувства так же сильны, как твой талант, у тебя все получится! – продолжала Вильгельмина. – Давай попробуем, Художник? Вспомни о своих чувствах! Они в твоем сердце! Это же так просто – собрать радугу! Чувство-цвет! Вот, например, КРАСНЫЙ…

Красный, как маковый цвет, закат наполнял собой целый мир. Даже белые розы в руках придворного Шута казались алыми! Не снимая шутовской колпак, он опустился на колени и положил цветы к ногам своей Королевы… А она была ослепительно молода и непозволительно прекрасна! И только легкая тень обреченности выдавала в ней невольницу. С тех пор, как Король привез ее из далекой заморской страны, Шут потерял покой.

– Шут! Мой верный Шут! – восклицал упоенный счастьем молодой Король. – Вот моя невеста! Радуйся, Шут! Тебе ли, дураку, понять, сколько она мне стоила!