Лев Альтмарк - Утопи свои обиды. Современный израильский триллер

Идеи, которые Дмитрий вынашивал уже добрый десяток лет, наконец, дошли до самых верхов, и начальство – особенно военные, для которых разработка предназначалась, – на удивление быстро отреагировало. Дмитрия, попавшего после института на работу в этот почтовый ящик, заприметили сразу, дали лабораторию, средства и пару очень важных телефонных номеров, по которым он мог звонить в любое время дня и ночи в случае необходимости. Но только если ситуация безвыходная, и без вмешательства сверху выпутаться из неё нельзя.

Едва Дмитрий вытащил папку с бумагами из сейфа, зазвонил внутренний телефон.

– Зайди ко мне, – коротко приказал ему, даже не поздоровавшись, заместитель директора института Коновалов. – Оставь все дела и зайди. Я жду.

В самом начале рабочего дня начальство редко тревожит подчинённых. Уж если ему что-то требуется, то оно само снисходит со своих кабинетных высот до рабочих мест. Когда же вызывает к себе, наверняка ничего доброго ожидать не следует.

Вернув папку в сейф, Дмитрий отправился к Коновалову. По дороге он пытался раздумывать о причинах срочного вызова, но в голову никаких мыслей не приходило.

– Сядь, – сказал Коновалов, не отрываясь от бумаги, которую просматривал. – Нужно поговорить.

Некоторое время стояла тишина, и Дмитрий вдруг понял, что сейчас должно произойти что-то неприятное и непоправимое.

– Как твой проект? – спросил Коновалов.

– Нормально, – пожал плечами Дмитрий, – опережаем график…

И опять наступила тишина. Наконец, Коновалов отложил бумагу, встал из-за стола и несколько раз прошёлся по кабинету, что-то напряжённо раздумывая.

– Понимаешь, Дмитрий Ефимович, – глухим голосом сказал он, остановившись у окна, – наше руководство ценит тебя и уважает, но… видишь, какой бардак творится вокруг? Всё летит в тартарары, заводы закрываются, оборонка трещит по швам. Короче, солдафоны твой проект решили прикрыть.

– Денег на него нет? – предположил Дмитрий.

– Не только денег, – отмахнулся Коновалов, – не до проектов им сейчас. Самим бы в креслах усидеть…

– Хотят приостановить или вообще закрыть?

– Не знаю. Знаю лишь, что с завтрашнего дня твоя лаборатория закрывается. – Коновалов вернулся к столу, взял бумагу, которую читал, и протянул Дмитрию. – Вот приказ по институту, распишись.

– Что же мне теперь делать? – Дмитрий вертел в руках приказ, не решаясь в него заглянуть.

– Мы тебя вынуждены уволить. Других вариантов нет. И твоих сотрудников… Посиди дома, отдохни. Рыбалка, грибы – что ещё могу посоветовать? А там, глядишь, что-то изменится, солдафоны одумаются и решат возобновить разработки… Мы ведь не только тебя увольняем, ещё пара лабораторий закрывается, а это добрых полсотни человек.

– С завтрашнего дня не работаю?

– Уже с сегодняшнего. Сходи, возьми в кадрах обходной лист… До свиданья. И не обижайся на нас…

До обеда Дмитрий просидел за своим столом, разбирая бумаги и тайком от начальства копируя их. Девчонка, работающая на ксероксе, ещё не знала о его увольнении и охотно копировала документы, которые он складывал в свою сумку так, чтобы на них не обратил внимания охранник на входе. Хотя вряд ли его будут проверять, но всё может быть – человек увольняется и больше сюда не вернётся, а объект всё-таки режимный и каждая вторая бумага здесь с грифом «секретно»…

Но его не задержали на выходе. Охранника, имени которого Дмитрий не знал, интересовало другое. В сумке не было того, что чаще всего выносят сотрудники, – спирта или дефицитных радиодеталей, – а какие-то бумажки с резким запахом нашатыря – да кому они сегодня нужны?

Самое неприятное ожидало дома. Людмила, с которой он и так жил в последнее время, как кошка с собакой, узнав об увольнении мужа, ни слова не говоря, собрала вещи и уехала к матери. Такое случалось и раньше, но всегда сопровождалось скандалами и битьём посуды. Сегодня же всё прошло тихо, и это было совсем паршиво. Так уходят, когда не собираются возвращаться.

– Я подаю на развод, – сказала она напоследок, – не хочу жить с лузером. Тебе уже сорок, а чего ты в жизни добился? Каждый день работаешь по двенадцать часов, а зарплата – копейки. Говоришь, что делаешь что-то важное для оборонки, и начальство тебя ценит? Всё это полная ерунда! Ты сам себя обманываешь! Если бы тебя ценили, ты бы получал не эти жалкие гроши. Мы бы смогли купить машину, каждый год ездить на юг к морю, а что мы имеем?.. Я сейчас с тобой говорю, а ты меня хоть слышишь-то? Вот и оставайся один…

Весь вечер Дмитрий просидел дома, тупо глядя в одну точку. Никакие мысли в голову не шли, и на душе было тоскливо, но почему-то спокойно. Настолько спокойно, что по спине время от времени прокатывался озноб ожидания чего-то неизвестного. Лишь сейчас он понял, что жизнь расставила какие-то свои точки. Всё, что происходило с ним раньше, уже казалось искусственным и неправдоподобным. Работа, которая всегда была смыслом жизни, теперь отходила на задний план, а что оставалось взамен? Что у него было за душой? Какие у него интересы помимо решения всевозможных технических задач, возникавших на работе? Книги, кино, музыка? Он и не помнит, когда что-то читал или смотрел по телевизору… Семья? Теперь выяснялось, что и семьи-то у него по-настоящему не было. Они жили с Людмилой бок о бок, но близкими и родными людьми так и не стали. Может, дети сблизили бы их, но детей не было.

Дмитрий спустился к круглосуточному ларьку в квартале от дома, купил бутылку водки и вернулся в опустевшую квартиру. Но и водка не помогла. Пить он так и не научился. Мужики с работы, изредка затаскивающие его в свои компании, всегда говорили:

– Не настоящий ты еврей, Дмитрий! Настоящие-то нашему русскому человеку по питейной части не уступают. Ещё и фору дают. Не то, что ты. Не обижайся, конечно, что мы тебя так, но…

А Дмитрий ни от кого и не скрывал, что он еврей, хотя такое в их уральских краях не принято афишировать. Никто ему в укор еврейское происхождение не ставил, тем не менее, изредка всё-таки проскакивало, что он не совсем свой, а к чужакам, ясное дело, отношение настороженное.

– Что ты здесь делаешь? – иногда говорил кто-нибудь из друзей в порыве откровенности. – Посмотри, сейчас границы открылись, и все, кто мог, подались в Израиль, Америку, Германию. Ты же мужик с головой, найдёшь себе там применение. Здесь-то тебе терять нечего. Даже твоя Людка на тебя волком смотрит и уже поговаривает, мол, живу с ним, пока кто-нибудь интересней подвернётся. Тебя такая ситуация устраивает? Любой нормальный человек на твоём месте уже давно ноги сделал бы! А то наши вожди передумают, закроют границы, как было раньше, и останешься ты у разбитого корыта.

– Кто меня ждёт за границей? – усмехался Дмитрий, но ничего весёлого в этой усмешке не было.