Игорь Желанкин - Забавные похождения скромного домашнего пьяницы Петьки Фрола

Еще одна женщина чуть в стороне от Петьки мерно покачивалась из стороны в сторону, немного подвывая, подняв тонкий подбородок и закрыв глаза. На ее лице блуждала загадочная улыбка.

«Может быть, я нахожусь в филиале дурдома? В некоей расконвоированной городской психушке, где установлен щадящий режим и свобода передвижения? – пропустив начало истории, Фрол пытался вникнуть в ее суть с высоты своих саркастических подозрений. – А бабуся, наверное, рассказывает о том, как ее пробил на космос либо герыч, либо кокс. Ну да, видно же, что бабка-то трезвая, но глазки так и блестят, так и бегают! Хм… Или таблеточки красивенькие?! Ну конечно! Какой уж там герыч! Не стоит говорить о благородных, ведь не совладать ей в таком возрасте даже с легкой опийной черняжкой из Средней Азии! Небось приняла пригоршню простых успокоительных или шняги накурилась и сейчас находится в глубоком трансе! Интересно, кто же будет отвечать за последствия, если эта старушенция, дойдя до полного экстаза, начнет показывать стриптиз, а потом приставать к нормальным людям?»

Петька покосился налево и направо, но, не найдя никого, кто хоть немного соответствовал бы его определению нормальности, слегка обеспокоился за себя, поскольку были на то основания. Приходилось ему встречаться с похожими «тихонями» и «скромнягами».

Лет восемь назад в каком-то темном скверике, спрятавшись за толстый ствол дерева, Петька наблюдал аналогичную ситуацию, когда молоденькая девушка, понравившаяся ему сначала и не представлявшая собой никакой опасности, оказалась обычной колесницей, которая обглоталась на кумаре димедрола. Сперва она спокойно прогуливалась по тропинке, собирала осенние листики, а потом вдруг отчего-то возомнила себя развратной куртизанкой и стала домогаться двух пацанов-качков, в сексуальных порывах разрывая на себе одежду и приглашая их разделить с ней веселье. Сообразив, в чем дело, и поняв, что крышу там снесло наглухо, ребята попытались успокоить бедняжку и быстренько повалили ее на землю, надеясь на свою силу. Но, к сожалению, черепицы сдвинулись еще больше, состояние «измены» почти полностью проникло в воспаленный мозг девушки, и она так просто им не далась: отчаянно кусалась, сопротивлялась, выписывала красочные словесные кренделя, извивалась всем телом и дрыгала ногами, не позволив примотать себя скотчем к забору, зато безжалостно расцарапав в кровь прыщавые рожи альтруистов…

Фрол хмыкнул, неприязненно пожал плечами и отвернулся. В принципе ничего нового он не ожидал ни услышать, ни увидеть. Уж ему-то рассказывать, кто такие настоящие алкоголики или наркоманы, где они обитают и чем питаются, нет смысла. А картина полного их избавления от дурацкой привычки вообще никогда не складывалась у него в голове! Ведь Петька уже давно считал, что невозможно достойно завязать даже на короткий срок, а тут ему Кукуша начала втирать, что может получиться навсегда, да еще и без каких-либо финансовых вложений!

Он задумался и презрительно растянул губы. Ведь не впервой же с ним такое! Какая чушь! Сколько раз в его жизни появлялись «добрые данайцы» в лице друзей, родственников и врачей, которые ну прям как с цепи сорвались и буквально выносили Петьке мозги по поводу его пьянства. Они напирали на то, что он слабоволен, что обнаглел совсем, что не любит он их и не уважает, раз готов попрать все доброе к нему отношение ради одной несчастной рюмки водки или упаковки снотворного… Приглашали посетить очередного международного шамана «из великих народных целителей», но почему-то принимавшего в крохотном, арендованном у овощного магазина кабинете, или протягивали талончик к «выдающемуся профессору» из Австралии.

Обычно Фрол морщился и кривил рот, давая понять, что все просто достали его. Заколебали окончательно… Петька довольно грубо отвечал ругательствами и хамством, пытался умалить свое мерзкое запойное поведение, особо напирая на то, что и сам неоднократно бросал это грязное дело, что стоптал не одни ботинки, износил не одну рубаху, шляясь по сомнительным организациям и клиникам, но, видимо, слаб он перед таким пристрастием, и никто ему помочь уже не сможет. Ну и значит, не судьба ему прекратить бухать. В общем, после таких высокоэмоциональных выяснений отношений Петька в гневе сматывался на улицу, напрягался у немногих знакомых в плане финансов, обязательно находил их и с горя упивался аптечными дешевыми настойками вперемешку с разными жидкостями на спирту, махнув рукой на себя и на свои проблемы…

Вот так и продолжалась бы жизнь своим чередом, а Петька бытовал бы по-прежнему, периодически нажираясь до посинения, почти всегда болея головой по утрам, изредка попадая в специальные клиники и слезливо каясь после выписки перед супругой и соседями… Он продолжал бы в обиде за неудавшуюся жизнь и с крайней степенью недоверия к окружающим на долгие месяцы уходить из дому, гордо держа в руках табличку, и с неким мазохистским удовольствием предаваться этому спокойному, размеренному бегству от самого себя… Петька красовался бы перед приятелями, заставлял бы их восхищаться собой, своей иллюзорной независимостью, но пробуждался бы от малейшего шороха во время нервного, голодного сна в подъездах. Он по-прежнему не видел бы просвета в алкогольном тоннеле, если бы не вспоминал изредка Аньку, сравнивая ее прежнее грустное существование и теперешнее поведение. Потому что именно с ней-то как раз у него действительно ничего не складывалось! Ну не получался у Фрола результат, известный всем и всюду из начал таблицы умножения. Два на два не равнялось четырем, ну никак! Он всегда считал, что Аньке уже не на что надеяться в этом мире…

Получилось так, что Петька знал ее еще и с той стороны, с которой для всех остальных висела огромная-преогромная темная занавеска. Ситуация с Кукушей до того момента, когда она пропала из виду на некоторое время, была хоть и крайне печальной, но настолько ясной для Петьки, так определенно и так неизбежно она вела девушку на постоянное жительство в закрытый для нормальных людей домик с красным крестом на флаге, куда в ближайшем будущем, видимо, готовилось и его собственное путешествие, что Петяня просто не мог понять, что же такое произошло с конченой малолеткой всего-навсего после того, как она завязала с наркотой?! Почему Кукуша так изменилась в лучшую сторону?! Как так случилось, что она уже второй год не колется героином, не пыхает марихуану и не заглатывает горстями разноцветные таблетки, но не бесится от бессильной зависти и злости, узрев старых приятелей, обкуренных до выпученных глаз, а спокойно улыбается и машет им рукой? Да и выглядит при этом настолько счастливой, что даже завидно становится! И почему же теперь Анька так хочет показать ему, где ее научили правильно жить и радоваться этой самой бестолковой жизни и, главное, какой ей самой с этого будет толк? Ну не понимал он Кукушу, хоть застрелись! Или испугался он тех ее изменений…