Катерина Славская - Китайские фонарики. Повести

– На мой?! – удивилась Алевтина, с ужасом понимая всю неотвратимость предстоящего мероприятия, – мама, зачем ему биология? Он, что, ее сильно любит? Боже мой, зачем ему Москва?

Алевтина начала волноваться, а когда она волновалась, ее голос приобретал прежний говорок, от которого Алевтина почти избавилась за те годы, которые она прожила в Москве.

– Аля, ты как маленькая девочка, – недовольным тоном сказала мама, – какая разница, биология или история с географией… и потом, училась бы ты на любом другом факультете, значит, Мишенька поступал бы туда. Лишь бы было высшее образование, и чтобы мальчик получил его в Москве. Это – сын, – мама сделала ударение, – моего брата, ты это хотя бы понимаешь?

– Я-то понимаю…, – промолвила Алевтина.

– Вот и хорошо, девочка моя, – мамин голос потеплел, – и потом, время еще есть. Экзамены через два месяца. Я ОЧЕНЬ тебя прошу.

Да, мама умела убеждать. Или это называется по-другому. Аля вздохнула, зажмурила глаза, она всегда так делала, когда предстояло какое-то тяжелое, неприятное или щекотливое дело, и тихо сказала в трубку:

– Хорошо, мама.

Когда Мишенька приехал, ему оставалось только не завалить письменные экзамены. Сдать хотя бы на «тройки», а проходные баллы по устным предметам ему были обеспечены. Аля смогла все выяснить и оставила задаток. Не будем вдаваться в подробности, сколько нервов и моральных пыток ей это стоило. Алевтине пришлось пройти через стену недомолвок, недоверия, открытого непонимания, перешептывания и сомнительного знакомства. Кроме этого, существовал страх, что за такие дела Алевтину просто выгонят с факультета. Искупавшись по уши в грязи, как Аля называла все то, чем ей пришлось заниматься, выйдя на нужных людей, она много интересного узнала как про свой институт, так и про родную кафедру, где собиралась защищать диссертацию и в дальнейшем остаться работать. Оказывается, не все так было кристально чисто, как у нее в лаборатории, и как по наивности души раньше считала Алевтина, не сталкиваясь ни с чем подобным. Аля даже заболела в результате своей деятельности, у нее два дня держалась высокая температура, и ее тошнило. Алевтина чувствовала себя преступницей, а будущие неприятности вскоре не преминули на нее обрушиться.

«Ничего себе, малыш», – буркнула себе под нос Алевтина, когда увидела двоюродного брата.

Несчастный мальчик Мишенька совсем не выглядел робким провинциалом, обделенным судьбой. Мишенька был высокого роста, широк в плечах и весил, наверное, около полутора центнеров. Прямо-таки вологодский медведь, как про себя окрестила его Алевтина. Плюс презрительная ухмылка и наглый взгляд. Мишенька производил впечатление человека, которому дозволено все. Алевтина даже постеснялась бы назвать его подростком. Одет он был в фирменные джинсы, какие и в Москве в то время можно было купить только у фарцовщиков, и новомодную майку, что совершенно не соответствовало облику бедненького мальчика, коего следовало опекать. В свои семнадцать с половиной лет он походил на вполне сформировавшегося мужчину.

– Ну, сестренка, привет, вот я и прибыл, – Мишенька расплылся в улыбке, показывая Алевтине ровные белые зубы.

«Да, наплачусь я с тобой», – только и мелькнуло тогда у Алевтины в голове.

Письменный экзамен по математике Мишенька, естественно, завалил. Подали на апелляцию. Беседуя с преподавателем, Мишенька лишь улыбался да пожимал плечами. Все остальное сделала Алевтина. Она приводила множество аргументов от спортивной секции, «вы посмотрите на него, он же баскетболист, будет играть в сборной команде института!» до «вы поймите, он же не на математический факультет поступает», «мальчик с трудной судьбой, рано лишился матери, с периферии, это наши будущие региональные кадры». Алевтина выкладывалась по полной. Она краснела, бледнела, у нее перехватывало дыхание. Терять Алевтине уже было нечего, самоуважение за последний месяц достигло нуля, в итоге в ход она пустила последний аргумент. Конверт. Незаметно подсовывая деньги, Алевтина чувствовала, как от стыда и всей неловкости ситуации, у нее бешено колотится сердце, готовое разорваться на сотни маленьких кусочков. Кровь прилила к голове, и жилки на висках вибрировали. Алевтине казалось, что ее сейчас с позором выгонят из аудитории, и Мишеньке не видать учебы в столице. А, значит, будет переживать его отец, и, конечно, мама…

Но в своих прогнозах Алевтина ошиблась. Оказалось, что не только у нее были проблемы. Проблемы также были и у преподавателя, от которого зависел итог апелляции. Он никогда раньше взяток не брал. Не потому, что был слишком принципиальным, скорее, просто не было случая. В этот раз все было по-другому. Он хотел взять отпуск, болела жена. Встал вопрос об операции, срочно нужны были деньги. А тут эти экзамены, апелляции, комиссии, шут их дери. Отпуска не дали. Предупредили: или-или. На его кафедре были свои сложности. «Ну и пес с вами, – в сердцах о своих личных перипетиях думал экзаменатор, – одним бездарем больше-меньше, какая мне, собственно, разница? Может и правда, этот парень в сборную попадет, честь ВУЗа будет отстаивать, а я его не пропускаю?» Успокоив свою совесть, преподаватель положил конверт в свой карман:

– Ну, если говорите, что математиком он быть не собирается, тогда, действительно, его работе можно поставить удовлетворительную оценку, ваша апелляция рассмотрена положительно, можете идти.

Алевтина не могла поверить своему, вернее, Мишенькиному счастью. Покинув аудиторию, она все время истерично хихикала, подбадривая Мишеньку, что он, конечно же, будет учиться в таком прекрасном учебном заведении. Но абитуриенту – Мишеньке, видимо, было совершенно все равно, что она ему говорила, он шел спокойно и уверенно, поглядывая на проходивших по коридору девчонок. Его мысли были абсолютно далеки от всего происходящего. Где он будет учиться, в каком институте, на каком факультете. А насчет самого поступления он даже не сомневался.

Остальные экзамены прошли спокойно. Тройка по сочинению, зато остальные были пятерки, и Мишенька из разряда абитуриентов перешел в привилегированный отряд студентов. Алевтина постаралась. И все ею накопленные за последние два года деньги ушли на укрепление нового статуса двоюродного братца. Сам Мишенька почему-то приехал «пустой», хотя в последнем разговоре перед его приездом мама сказала Алевтине, что дядя обещал передать с сыном необходимую сумму. «Наверное, впопыхах забыли, потом вернут», – успокоила себя Алевтина. Но и эти деньги Але «по-родственному» так и не вернули. А выпрашивать Алевтина не хотела, ей было неприятно. Она еще помнила, как на вопрос о деньгах когда-то отреагировала ее тетка. Обиднее всего было то, что мама каждый раз вставала на сторону дорогих родственников, проблемы которых она принимала близко к сердцу.